Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Акройд завещание оскара уайльда краткое содержание». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.
Когда кто-то пишет чью-то биографию, то этого человека он должен понимать и\или любить. Вариант, когда биограф решает свои собственные проблемы посредством описания чужой жизни, не рассматривается, ибо биографом подобного субъекта назвать нельзя. Понимания или любви у Акройда не нашел. Мало того, что данный писатель трусливо взгромоздил на себя исключительно предсмертный период жизни Оскара Уайльда ( на это бы Оскар заметил, что таковой придется в аккурат перед земным апокалипсисом, да и то не факт, ибо инопланетяне наверняка окажутся его почитателями), выдавая его за самый типа проблематичный, взял на себя роль адвоката (о чем его никто не просил) — Акройд кроме всего прочего пишет от лица Оскара Уайльда, что является высшим проявлением любви и понимания, но при отсутствии таковых выглядит как непозволительная наглость и глупость.
Если опарафиненный писатель до сих пор живет с чувством вины за свою мазню при том условии, что хоть какой-то мозг у него все же есть, то самому Оскару Уайльду эту вину с ним делить ни к чему. Ну, обдурил он Акройда, не его одного, над многими глумился при жизни, продолжает делать тоже самое и после смерти. Да, Бегемот, согласен, Оскар Уайльд бессмертен. Труд Акройда если и мог быть ценен своею информативностью, то его личный субъективизм убил все полезное напрочь. Втройне мерзко, переписывая фразы великого творца, связывать их между собою таким образом, что они уже издают другой звук. Послетюремный Оскар Уайльд взят неслучайно, ибо Акройд еще подумал, что таким он будет ему понятнее, ближе, яснее. В итоге все это превратилось в еще один прикол Оскара Уайльда, увы, ненамеренный. Но он посмеется над потугами Акройда откуда-нибудь из-за облаков. Действительно, к чему ему возмущаться, я это сделаю за него.
Что особенно грустно — прошло более ста лет, а процесс над Оскаром Уайльдом до сих пор продолжается. Особенно актуален он сейчас, в нашей стране, где людей сажают не за нарушение закона, а за то, что не одобрено обществом. А учитывая тот факт, что общественное мнение в России испокон веков определялось исключительно волей одного человека, то прекрасно можно представить — куда мы возвращаемся. Именно в то место, что является знаковым для гомосексуалиста и именно потому, судя по всему, Акройд когда-то выбрал себе тему биографии Оскара Уайльда. Оттуда же Акройд вылез в качестве «защитника». Можно быть уверенным в том, что сейчас, при практически легализованной голубизне, Оскар Уайльд не стал бы оправдываться, афишировать что-то подобное, чего он по сути и не делал сто лет назад. Найдите у него хотя бы одно слово о гомосексуализме, хоть один явный оборот, с которыми к нему лезут всякие явные пидарасы. Именно в этом и заключается чистота душевная, которая распространяется и на телесную. Никакое дерьмо не пристанет к первозданному. Вольтер бы здесь сказал что-то типа «я не люблю голубых, но готов умереть за их право ими быть». Что сказал бы Оскар Уайльд, так и останется загадкой, ибо это невозможно представить. Акройду не удалось, а потому он так и остался наедине с собственной задницей.
Мало кто помнит, когда родились Гитлер и Сталин, зато все прекрасно знают — когда они умерли. Чаще помнят, во сколько лет умерли Пушкин и Лермонтов, хотя не знают — когда они жили. Редко кто-либо знает вообще что-то о жизни Мисимы и Акутагавы, но гораздо чаще помнят — как они умерли. Следовательно, при экстравагантном способе ухода из жизни, нужно делать это как можно раньше и желательно, чтобы после твоей смерти началась новая эпоха в жизни человечества. Это к тому, что какой-нибудь глава государства, если он действительно хочет, чтобы его запомнили на долгие годы, столетия, то ему, пока еще не поздно, следует сейчас же вскрыть себе живот японским мечом. Благо, Оскар Уайльд не вошел в историю как эталон безнравственности или как погибший на улице страдалец, а исключительно своим творческим наследием. Показательно, что при совке в него партийцы тыкали пальцем, приводя его в пример как жертву капитализма. При этом не читали. Какое бы говно не лилось за кулисами, никто не сможет помешать нам по-прежнему получать удовольствие от его пьес, сказок, «Портрета Дориана Грея». Одна фраза лорда Генри стоит дороже всякой требухи вокруг имени Оскара Уайльда.
В итоге не рекомендую поклонникам Оскара Уайльда читать эту чепуху. Всем остальным — по желанию. Глядишь, Акройд кого-то полюбит за это.
Краткое содержание рассказов Оскара Уайльда
Питер АКРОЙД
ЗАВЕЩАНИЕ ОСКАРА УАЙЛЬДА
Посвящается Одри Куин
9 августа 1900г. Отель «Эльзас», Париж
Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив — ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему — шептать я не мог, — что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.
В канун Рождества детям советника медицины Штальбаума, Фрицу и Мари, родители дарят книжки и другие подарки: Мари получила кукол и кукольную посуду, а Фриц — деревянного коня и эскадрон оловянных гусар. Крёстный Дроссельмейер подарил им миниатюрный замок с передвигающимися кавалерами и дамами. Мари увидела под ёлкой ещё одну игрушку — некрасивого человечка, Щелкунчика, умеющего разгрызать орешки. Фриц дал ему слишком крепкие орехи, отчего у Щелкунчика выпало несколько зубов.
Перед сном, задержавшись около шкафа с подарками, Мари увидела битву армий Мышиного короля и Щелкунчика. Девочка хотела защитить Щелкунчика, но, почувствовав острую боль в руке, потеряла сознание.
Очнувшись в постели, Мари рассказала матери и доктору о сражении, но они принимают её рассказ за отголоски горячки от болезни. Крёстный приносит девочке отремонтированного Щелкунчика и рассказывает, что тот был его племянником, но королева Мышильда превратила его в маленького уродца. Чтобы Щелкунчик снова стал человеком, он должен одержать победу над Мышиным королём. Второе условие — нужно, чтобы его полюбила Прекрасная Дама.
Ею становится Мари, которая полюбила Щелкунчика, победившего Мышиного короля и показавшего ей волшебную страну. Родители её воспоминаниям о приключениях не верят. Однажды в доме Штальбаумов появился племянник Дроссельмейера. Он признался, что «перестал быть жалким Щелкунчиком». Мари стала его невестой, и на свадьбе танцевало множество прекрасных кукол.
Вокруг неё лежало множество подарков: нарядные куклы, игрушечная посуда, красивое платьице, стоял целый полк маленьких гусар и великолепный деревянный конь. Крёстный Дроссельмейер подарил детям музыкальный замок с множеством зеркальных окон, с позолоченными крышами башен и передвигающимися в танце фигурками дам и кавалеров. Фриц и Мари любовались на чудо-замок, но потом монотонные движения фигурок по одному маршруту стали утомлять детей и они попросили крёстного дать человечкам больше свободы. Но Дроссельмейер ответил, что «механизм сделан раз и навсегда, его не переделаешь».
Мари видит, что под ёлкой стоит «замечательный человечек». Он был не особенно красив, но зато умел «аккуратно разгрызать твёрдые орехи». Щелкунчик очень понравился девочке. Шалун Фриц нарочно давал ему большие орехи, и у игрушки сломалось несколько зубов. Мари пожалела Щелкунчика и стала его опекать.
Перед сном дети кладут свои игрушки в шкаф со стеклянными дверками. Фриц ушёл спать, а Мари задержалась, чтобы получше устроить раненого Щелкунчика. Вдруг из-под пола появились «семь мышиных голов в семи ярко сверкающих коронах» — это был Мышиный король, он вёл свою армию на бой с куклами из шкафа.
Щелкунчик стал командовать армией игрушек. Битва с мышами была ожесточённой. Храбрый Щелкунчик был окружён мышами. Мари, желая его спасти, кинула свою туфельку прямо в Мышиного короля. От волнения и боли в руке, порезанной стеклянным осколком от дверцы шкафа, девочка упала в обморок.
Утром Мари проснулась в своей кроватке. Она с волнением начала рассказывать о ночной битве игрушек с мышами, но никто ей не поверил, посчитали, что это лихорадочный бред от раны на руке. Девочке пришлось несколько дней лежать в постели и пить лекарства.
Крёстный Дроссельмейер пришёл проведать Мари. Он рассказал ей сказку о твёрдом орехе.
Принцесса Пирлипат с самого рождения была очень красивая, не было ребёнка прекраснее её.
Однажды король попросил королеву приготовить различные колбасы. Королева сама поджаривала сало и угостила им Мышильду, которая была королевой мышей. Но тут выскочила вся родня Мышильды и набросилась на приготовленное сало.
Король за это изгнал из дворца королеву мышей с её подданными. Мышильда пообещала отомстить.
Мышильда дождалась пока все няньки принцессы Перлипат заснули и превратила её в уродину. Придворному часовщику Дроссельмейеру был дан приказ вернуть принцессе её красоту. На это дан был ему месяц. Поговорив с придворным звездочётом, часовщик узнал, что принцессу освободить от заклятия способен лишь орех Кракатук, поданный принцессе особым образом. Причём преподнести его должен обязательно человек, который никогда ещё не брился и не носил сапог.
Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив – ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему – шептать я не мог, – что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.
Не все знают, что святой Юлиан довольно рано начал тяготиться своим призванием. Он исцелял больных и увечных, а они поносили его, ибо привыкли жить милостыней; он изгонял бесов, а те недолго думая вселялись в очевидцев чуда; он пророчествовал, а его обвиняли в насаждении духа уныния среди богатых. Столь часто большие города закрывали перед ним ворота, столь бесплодны были его мольбы о знамении свыше, что в отчаянии он отказался от пастырства. «Я был исцелителем и пророком, – сказал он, – а теперь стану нищим». Но произошло удивительное: те, кто изливал хулу на его чудеса, возлюбили его за бедность. Они пожалели его и в жалости своей сделали святым. О чудесах никто и не вспоминал. Вот истинно мой святой.
По дороге из церкви мне попались трое молодых англичан. Я успел привыкнуть к подобным встречам, и у меня на этот случай разработана особая тактика. Я замедляю шаг и стараюсь не смотреть в их сторону; будучи для них живым воплощением греха, я как могу продлеваю им наслаждение от столь волнующего зрелища. Но на этот раз, отойдя на безопасное расстояние, один из них обернулся и произнес: «Гляньте-ка! Вот миссис Уайльд идет. Экая пышная бабенка!» С пылающим лицом я продолжал идти, как шел, но, едва они повернули на улицу Дантона, я ринулся сюда, в свою комнату – потрясение оказалось непосильным для моих нервов. Я все еще дрожу, когда пишу эти строки. Я словно Кассандр из рождественского представления, которого лупит палкой арлекин и пинает клоун.
В ужасные дни судебного разбирательства я получил по почте конверт, в который было вложено изображение доисторического зверя. Именно так видели меня англичане. Что ж, они пытались приручить чудовище. Они заперли его в клетку. Странно, что после моего освобождения администрация Лондона не предложила мне должность человека-ядра или акробата в Тиволи. Уродливое внушает страх – Веласкес знал это, когда писал своих карликов, – но сломленное и жалкое не более чем тривиально.
Жизнь – это учитель, дающий напоследок самые простые уроки. Как Семела, которая мечтала увидеть величие божества и погибла, окутанная его огненными покровами, я искал славы и был испепелен ею. В дни пурпура и злата я воображал, что явлю миру свое откровение; но получилось иначе – мир явил свое жестокое откровение мне. И все же, как ни тешились надо мной мои мучители, как ни гнали меня в пустыню, точно паршивого пса, точно козла отпущения, дух мой они не сломили – не могли они этого сделать. Выехав из ворот Редингской тюрьмы в наглухо закрытом экипаже, я обрел свободу, смысла которой я тогда еще не мог осознать. У меня нет прошлого. Мои прежние победы потеряли всякое значение. Мои труды совершенно позабыты, и можно не справляться обо мне в бюро вырезок Ромайке: газетам нет до меня дела. Подобно волшебнику Мерлину, беспомощно простертому у ног Вивианы, я пребываю «вне жизни, вне трудов и вне молвы». Это наполняет меня странной радостью. И если, как утверждают друзья, я отрешен от всего, подобно индусу, то потому только, что я открыл для себя великолепное безличие бытия. Я всего лишь «воздействие»: смысл моего существования, внятный другим людям, от меня теперь скрыт.
Вышло так, что, будучи преступником для большинства англичан, в глазах друзей я остаюсь мучеником. Что ж, пускай: такое сочетание делает меня совершенным воплощением художника. У меня есть все необходимые ручательства. Я и Соломон и Иов в одном лице – счастливейший и несчастнейший из людей. Я познал всю пустоту удовольствий и всю реальность страданий. Судьба моя исполнилась до конца: после головокружительного взлета я испытал жесточайшее падение и ныне обрел свободу, присущую тем, чей путь развития пройден. Я словно миссис Уоррен, хотя, увы, без профессии .
Питер Акройд — Завещание Оскара Уайльда
Отзывы читателей о книге Завещание Оскара Уайльда, автор: Питер Акройд. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.
- 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
- 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
- 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
- 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.
Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор Nice-Books.
Питер АКРОЙД
ЗАВЕЩАНИЕ ОСКАРА УАЙЛЬДА
Посвящается Одри Куин
9 августа 1900г. Отель «Эльзас», Париж
Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив – ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему – шептать я не мог, – что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.
Не все знают, что святой Юлиан довольно рано начал тяготиться своим призванием. Он исцелял больных и увечных, а они поносили его, ибо привыкли жить милостыней; он изгонял бесов, а те недолго думая вселялись в очевидцев чуда; он пророчествовал, а его обвиняли в насаждении духа уныния среди богатых. Столь часто большие города закрывали перед ним ворота, столь бесплодны были его мольбы о знамении свыше, что в отчаянии он отказался от пастырства. «Я был исцелителем и пророком, – сказал он, – а теперь стану нищим». Но произошло удивительное: те, кто изливал хулу на его чудеса, возлюбили его за бедность. Они пожалели его и в жалости своей сделали святым. О чудесах никто и не вспоминал. Вот истинно мой святой.
По дороге из церкви мне попались трое молодых англичан. Я успел привыкнуть к подобным встречам, и у меня на этот случай разработана особая тактика. Я замедляю шаг и стараюсь не смотреть в их сторону; будучи для них живым воплощением греха, я как могу продлеваю им наслаждение от столь волнующего зрелища. Но на этот раз, отойдя на безопасное расстояние, один из них обернулся и произнес: «Гляньте-ка! Вот миссис Уайльд идет. Экая пышная бабенка!» С пылающим лицом я продолжал идти, как шел, но, едва они повернули на улицу Дантона, я ринулся сюда, в свою комнату – потрясение оказалось непосильным для моих нервов. Я все еще дрожу, когда пишу эти строки. Я словно Кассандр из рождественского представления, которого лупит палкой арлекин и пинает клоун.
В ужасные дни судебного разбирательства я получил по почте конверт, в который было вложено изображение доисторического зверя. Именно так видели меня англичане. Что ж, они пытались приручить чудовище. Они заперли его в клетку. Странно, что после моего освобождения администрация Лондона не предложила мне должность человека-ядра или акробата в Тиволи. Уродливое внушает страх – Веласкес знал это, когда писал своих карликов, – но сломленное и жалкое не более чем тривиально.
Вечером накануне дня Коронации молодой Король сидел один в своей великолепной спальне. Придворные уже удалились, отвешивая ему низкие поклоны согласно чопорным обычаям того времени, и вернулись в Большой Дворцовый Зал, дабы получить последние наставления у Профессора Этикета, — ведь кое-кто из них еще не утратил естественности манер, а вряд ли стоит напоминать, что у царедворца это серьезный, порок.
Юношу — а Король был юношей, которому едва минуло шестнадцать лет — не огорчил уход придворных: с глубоким вздохом облегчения откинулся он на мягкие подушки роскошного ложа и так лежал, приоткрыв рот и глядя перед собою пугливыми глазами, подобно смуглолицему лесному фавну или молодому зверю, который попался в расставленную охотниками западню.
Его и в самом деле нашли охотники, ненароком повстречавшие юношу, когда тот, босиком и со свирелью в руке, гнал стадо бедного пастуха, который взрастил его и сыном которого он всегда себя почитал. Сын единственной дочери старого Короля, родившийся от тайного союза с человеком, стоявшим много ниже ее, — с чужеземцем, как говорили одни, который дивными чарами своей лютни заслужил любовь юной Принцессы, или, как говорили другие, с художником из Римини, которому Принцесса оказала много, пожалуй, слишком много внимания и который внезапно исчез из города, так и не закончив роспись в Соборе, — он, когда была ему от роду неделя, был похищен у матери, пока та спала, и отдан на попечение простого крестьянина и его жены, не имевших своих детей и живших в глухом лесу, больше чем в дне езды от города. Через час после пробуждения родившая его белокурая девушка умерла от горя, или от чумы, как утверждал придворный медик, или от молниеносного итальянского яда, подмешанного в чашу вина с пряностями, как поговаривали люди, и между тем как верный гонец, увезший младенца в седле, спешился со взмыленного коня и постучал в грубо сколоченную дверь пастушьей хижины, тело Принцессы опустили в могилу, вырытую на заброшенном кладбище за городскими воротами, в могилу, где, как рассказывали, уже лежало тело юноши, наделенного чудесной чужеземной красотой, с руками, стянутыми за спиной веревками, и грудью, испещренной алыми кинжальными ранами.
Так, по крайней мере, гласила молва. А верно то, что на смертном одре старый Король то ли раскаялся в своем великом грехе, то ли просто пожелал сохранить королевство за своими потомками, послал за юношей и в присутствии Совета провозгласил его своим наследником.
- Новые книги
- Жанры
- Авторы
- Сериалы
- Издательства
- Города
- Случайная книга
- Фильтр книг
- Библиотечное
- Авторы на КулЛиб
- Инструкция FTP
- Коды языков
- Софт
- Теги книг
- Карта сайта
- Ссылки
- Требуется OCR
- Memory
- Статьи
- Кто-нибудь пишет сам?
- Создание сносок в файлах epub в редакторе Sigil
- Лингвистический анализ
- Эльдорадо. Золото и кокаин (Кирилл Бенедиктов)
- Хочу удалить залитую книгу из библиотеки.
- V508291 Легендарный механик
- Обсуждение жанров библиотеки
- Моей мамы больше нет
- ПеписИны
- Шеф-редактор начала статью о полиции с цитаты писателя Андрея Ангелова
- Жанры библиотеки CoolLib для FictionBookEditor
- Жанры CoolLib для MyHomeLib и FBDMaker
- Доверяй и проверяй
- CoolLib
- Отпуск для мамы
- В.Шебзухов «Наездница» Читает Лера Борисова
- В.Шебзухов «Алина» читает Спиридонова Саша
Покрытая золотом и драгоценными камнями скульптура Счастливого Принца стояла на колонне над городом. Все восхищались прекрасной статуей. Однажды над городом летел Скворец — он покинул свою возлюбленную Тростинку, которая была домоседкой и не разделяла любви к путешествием, а лишь флиртовала с Ветром; он устроился на ночевку между туфель Принца.
Вдруг птица почувствовала на себе слезы Принца — тот плакал, ибо видел всю скорбь и нищету города, хотя и имел оловянное сердце.
По просьбе Принца Скворец не улетел в Египет, а несколько дней носил бедным людям помощь в виде драгоценностей со скульптуры: швее, у которой болел сын — рубин со шпаги, бедному юноше-драматургу — глаз-сапфир, девочке, уронившей спички для продажи в канаву — второй сапфир.
Пришла зима, но Скворец решил остаться с Принцем и рассказал ему, уже слепому, о Египте, куда сама птица так стремилассь. После того, как Скворец листочек за листочком роздал все золото, покрывавшее скульптуру, крылатый помощник умер. Оловянное сердце Принца раскололось надвое.
Некрасивую статую сняли и переплавили. Глава города решил, что пора поставить памятник ему самому, но Советники были не согласны — все переругались. Оловянное сердце и мертвую птицу выбросили на свалку, откуда их забрал Ангел, которого Господь попросил принести самое драгоценное, что он найдет в этом городе.
Каждый день дети играли в прекрасном саду Великана, но когда тот вернулся из гостей, где пробыл семь лет, то выгнал из своих владений всех детей, построил забор и повесил табличку «Посторонним вход воспрещен». Дети не нашли другого места для игр, с грустью вспоминали сад. Пришла весна, и только в саду Великана бушевала зима — ведь детей не было, и птицам некому было петь свои песни. Даже осень обошла сад стороной.
Как-то утром Великан услышал прекрасную музыку — это пела коноплянка. Выглянув в окно, он увидел, что дети пролезли через дыру в обветшалом заборе и расселись на ветках деревьев, которые тут же расцвели.
Только в уголке, где маленький мальчик не мог залезть наверх, была зима. Увидел Великана, дети убежали — и в сад вновь пришла зима. Только маленький мальчик не заметил грозного хозяина.
Великан подсадил мальчика на ветку, а тот обнял и поцеловал его.
Однажды утром старая Водяная Крыса высунулась из норы. Утка учила своих детей стоять вниз головой в пруду («Если вы не научитесь стоять на голове, вас никогда не примут в хорошее общество»). Водяная Крыса: «Любовь конечно вещь хорошая, но дружба куда возвышеннее… Преданный друг должен быть мне предан». Тогда Коноплянка начала историю о Преданном Друге.
Питер Акройд: Завещание Оскара Уайльда
Утром Мари проснулась в своей кроватке. Она с волнением начала рассказывать о ночной битве игрушек с мышами, но никто ей не поверил, посчитали, что это лихорадочный бред от раны на руке. Девочке пришлось несколько дней лежать в постели и пить лекарства.
Крёстный Дроссельмейер пришёл проведать Мари. Он рассказал ей сказку о твёрдом орехе.
Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив – ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему – шептать я не мог, – что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.
Не все знают, что святой Юлиан довольно рано начал тяготиться своим призванием. Он исцелял больных и увечных, а они поносили его, ибо привыкли жить милостыней; он изгонял бесов, а те недолго думая вселялись в очевидцев чуда; он пророчествовал, а его обвиняли в насаждении духа уныния среди богатых. Столь часто большие города закрывали перед ним ворота, столь бесплодны были его мольбы о знамении свыше, что в отчаянии он отказался от пастырства. «Я был исцелителем и пророком, – сказал он, – а теперь стану нищим». Но произошло удивительное: те, кто изливал хулу на его чудеса, возлюбили его за бедность. Они пожалели его и в жалости своей сделали святым. О чудесах никто и не вспоминал. Вот истинно мой святой.
По дороге из церкви мне попались трое молодых англичан. Я успел привыкнуть к подобным встречам, и у меня на этот случай разработана особая тактика. Я замедляю шаг и стараюсь не смотреть в их сторону; будучи для них живым воплощением греха, я как могу продлеваю им наслаждение от столь волнующего зрелища. Но на этот раз, отойдя на безопасное расстояние, один из них обернулся и произнес: «Гляньте-ка! Вот миссис Уайльд идет. Экая пышная бабенка!» С пылающим лицом я продолжал идти, как шел, но, едва они повернули на улицу Дантона, я ринулся сюда, в свою комнату – потрясение оказалось непосильным для моих нервов. Я все еще дрожу, когда пишу эти строки. Я словно Кассандр из рождественского представления, которого лупит палкой арлекин и пинает клоун.
В ужасные дни судебного разбирательства я получил по почте конверт, в который было вложено изображение доисторического зверя. Именно так видели меня англичане. Что ж, они пытались приручить чудовище. Они заперли его в клетку. Странно, что после моего освобождения администрация Лондона не предложила мне должность человека-ядра или акробата в Тиволи. Уродливое внушает страх – Веласкес знал это, когда писал своих карликов, – но сломленное и жалкое не более чем тривиально.
Жизнь – это учитель, дающий напоследок самые простые уроки. Как Семела, которая мечтала увидеть величие божества и погибла, окутанная его огненными покровами, я искал славы и был испепелен ею. В дни пурпура и злата я воображал, что явлю миру свое откровение; но получилось иначе – мир явил свое жестокое откровение мне. И все же, как ни тешились надо мной мои мучители, как ни гнали меня в пустыню, точно паршивого пса, точно козла отпущения, дух мой они не сломили – не могли они этого сделать. Выехав из ворот Редингской тюрьмы в наглухо закрытом экипаже, я обрел свободу, смысла которой я тогда еще не мог осознать. У меня нет прошлого. Мои прежние победы потеряли всякое значение. Мои труды совершенно позабыты, и можно не справляться обо мне в бюро вырезок Ромайке: газетам нет до меня дела. Подобно волшебнику Мерлину, беспомощно простертому у ног Вивианы, я пребываю «вне жизни, вне трудов и вне молвы». Это наполняет меня странной радостью. И если, как утверждают друзья, я отрешен от всего, подобно индусу, то потому только, что я открыл для себя великолепное безличие бытия. Я всего лишь «воздействие»: смысл моего существования, внятный другим людям, от меня теперь скрыт.
Вышло так, что, будучи преступником для большинства англичан, в глазах друзей я остаюсь мучеником. Что ж, пускай: такое сочетание делает меня совершенным воплощением художника. У меня есть все необходимые ручательства. Я и Соломон и Иов в одном лице – счастливейший и несчастнейший из людей. Я познал всю пустоту удовольствий и всю реальность страданий. Судьба моя исполнилась до конца: после головокружительного взлета я испытал жесточайшее падение и ныне обрел свободу, присущую тем, чей путь развития пройден. Я словно миссис Уоррен, хотя, увы, без профессии [1].
Мне ведь давали клички и похуже; проклятия, достойные адской Злой Щели, порой летели мне прямо в лицо. Но имя потеряло для меня всякое значение; Себастьян Мельмот и С.3.3 [2] равно годятся для мистификации, раз мое собственное имя умерло. Мальчиком я получал безмерное удовольствие, выписывая его на бумаге: Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд. Целая ирландская легенда заключена в этом имени, и оно казалось мне источником силы и полноты бытия. Впервые ощутил я тогда, какую власть имеет над человеком слово. Но теперь я устал от своего имени и временами в ужасе от него отшатываюсь.
На днях оно попалось мне в «Меркюр» в окружении фраз на невыносимом французском языке. Я выронил газету, будто она была охвачена огнем. Я и взглянуть на нее больше не мог. Словно это имя – Оскар Уайльд – было воронкой, которая грозила засосать меня и уничтожить. На углу улицы Жакоб, напротив кафе, где я бываю, порой появляется сумасшедший. Из-под колес экипажей в него летит грязь, а он изрыгает им вслед проклятия. Мне как никому понятны горечь и отчаяние, что рвутся у него с языка. Но я-то хорошо усвоил простой урок: отверженному сидеть тихо.
Чужбина значит для ирландцев то же, что вавилонский плен для евреев. Чувство родины возникает у нас лишь вдалеке от дома; воистину мы становимся ирландцами только в окружении иноплеменников. Я как-то сказал Уильяму Йейтсу, что мы – нация великолепных неудачников; впоследствии я обнаружил, что неудача помогает обрести огромную силу. Ирландский народ омочил свой хлеб слезами. Подобно Христу, он почувствовал, как тяжек бывает путь, подобно Данте – как солон хлеб изгнания; но невзгоды выковали из него племя непревзойденных поэтов и рассказчиков.
Для меня, конечно, чужбина стала романом длиной в целую жизнь. Не всегда, как сейчас, я носил на челе мету проказы, но мету Каина в сердце я ощущал постоянно. И все же одно дело – ходить своими путями, чувствуя, что ты не такой, как прочие, иное дело – знать, что ты всеми отвергнут. Поднимаясь по темной гостиничной лестнице, я вспоминаю слова поэта о том, как тяжелы ступени чужого крыльца. Раньше мир смотрел на меня с изумлением – теперь он предоставил меня самому себе, и ему нет дела до того, куда заведут меня странствия. Гете сказал о Винкельмане, этом великом ученом, покинувшем сумрачный дом своей национальной культуры ради вольного воздуха эллинизма, что «человек и среди теней сохраняет тот образ, в кагором он оставил землю» [6]. Если так, я стану на том свете вечным boulevardier [7], наблюдающим, как ангелы – надеюсь, уж ангелы-то там будут – спешат по своим делам.
Я сойду с ума, если слишком долго буду сидеть в этой комнате среди обломков моей прежней жизни. Сожаление и раскаяние поднимаются передо мной во весь рост, и вид их невыносим; как вор, я выскальзываю из отеля на улицу. В прогулках моих мне нравится то, что я понятия не имею, куда направляюсь, – хотя иногда это, кажется, знают мои спутники. До чего же интересной становится жизнь, когда сам перестаешь быть ее частью. В те дни, когда я был прикован к земле золотой цепью собственной личности, мир был для меня чем-то ненастоящим, разрисованной сценой, на которой я красовался, подобно какому-нибудь сатиру на аттической вазе. Ныне он превратился в блеск и вечное движение, совершенно бесцельные в ежедневном расточении накопленных за ночь сил – и все же прекрасные, по крайней мере для того, кто не пытается постичь их тайну. Но и это утомляет меня – надолго меня уже не хватает. Когда я писал пьесы, я смотрел на людей как на источник веселья и наслаждения; теперь они толпятся вокруг и толкают меня. Их души словно вторгаются в мою и покидают ее истощенной. Я знаю, что стать самим собой можно только в соприкосновении с другими; но сейчас мне мог бы позавидовать и Уитмен. Я заключаю в себе многие множества. И хотя во мне живет чудо Миранды, я чувствую также слабость Просперо [8], который отрекся от своего искусства, когда все его чаяния воплотились в жизнь.
Я думаю, что своей нынешней замечательной способностью к пассивному созерцанию я обязан бедности. Раньше я полагал, что единственный способ пускать деньги на ветер – это беречь их. Мне и в голову не приходило, что, если у тебя в кармане больше нет зеленых бумажек, у тебя нет ничего. Не далее как на днях мне пришлось занять у Мориса несколько франков (он явился с единственной новостью – о Дрейфусе, – так что я отказался идти с ним обедать), просто чтобы было с чем выйти из отеля. Я прошу денег, потому что заслуживаю их, – а друзья твердят, что им нечего мне дать и что я должен снова взяться за работу. Бедность – горькая школа, и познание людских сердец – горчайший из се уроков. Я до сих пор вспоминаю ужасную сцену с Бози в прошлом месяце в «Кафе де ла Пэ».
– Альфред, – сказал я безупречно дружеским тоном, – мне нужна твоя помощь.
– Раз назвал меня Альфредом – дело ясное: денег будешь просить.
– Бози, миленький, ведь меня хотят вышвырнуть из отеля.
– А почему? Слишком много шуму от мальчишки? Или от тебя самого?
– Это недостойно тебя. Ты же знаешь, как мне тяжело говорить о деньгах…
– О чужих деньгах ты готов говорить сколько угодно.
– Бози, умоляю, не губи душу нашей дружбы словами презрения.
– Наша так называемая дружба с самого начала была с душком.
Этого следовало ожидать: ведь он считает себя мастером слова.
– Кроме шуток, Бози, мне нужны деньги. Позарез нужны. Весь мой гардероб остался в отеле «Марсолье», и хозяин грозится продать его, если я немедленно с ним не рассчитаюсь.
– Оскар, ты уже использовал этот предлог месяц назад.
– Правда? Тогда прости, начисто забыл. Видишь, что сотворила нужда с моим воображением. Но пойми, Бози, обстоятельства мои какими были, такими и остались – я всецело от тебя завишу.
Он вынул из кармана несколько франков, швырнул их на пол и вышел, крикнув напоследок:
– Ты, Оскар, ведешь себя как последняя шлюха!
Проснувшись сегодня утром перед рассветом, я почувствовал настолько сильную головную боль, что мне подумалось: другого утра на этой земле у меня уже не будет. Вначале мысль меня испугала, но потом я исполнился странной радостью. Какие удивительные слова просились мне на язык! Но, медленно соскользнув обратно в свое старое «я», я словно онемел. На улице по булыжной мостовой громыхали повозки с овощами, направлявшиеся к Центральному рынку, и звук этот был для меня не менее зловещим, чем для Вийона в тюрьме Мёри – стук смертной телеги. Но боль не пробудила во мне яростной жажды жизни, которую испытал Вийон. Мне нечего сказать: если бы это и вправду было мое последнее утро, я мог бы поведать миру, что овощи в Париже развозят в таком-то часу утра. И все. Для книги, пожалуй, маловато.
Сила воображения оставила меня совершенно. Когда я брался за перо в дни моей славы, радость вела меня вперед и открывала мне тайны мира; даже в тюрьме, когда я писал большое письмо Бози, радость ко мне вернулась. Теперь она ушла – вспоминаются жуткие слова: «воды поднялись до головы моей» [11], – и я не собираюсь за нее бороться. Выйдя из тюрьмы, я написал «Балладу», желая показать всем, что страдание только укрепило мой дар. Я замышлял после «Баллады» вернуться к Библии как источнику величайших драматических сюжетов, начисто забытых современной Европой; я хотел создать из истории Иезавели и Ииуя произведение такой же выразительной силы, как «Саломея». Но планы мои рухнули, едва успев оформиться. Воля дрогнула и обратилась в бегство. Мне не удастся осуществить свои замыслы, да я и пытаться не буду. Жалеть об этом бессмысленно – жизнь прохудилась так, что ее не залатать, вот и все. Одно меня утешает: в серии «Великие писатели» мистера Вальтера Скотта моего имени не будет.
И все же умирание такого художника, как я, – страшная вещь. Тому, кто знает и понимает жизнь, смерть сама по себе не несет ничего ужасного, но сколь же мучительно угасание дара! На меня обрушилось проклятие Тантала Фригийского: я вижу плоды – и нет сил до них дотянуться, меня посещают чудные видения – и приходится их отгонять.
Мои друзья, конечно, этого не понимают: они думают, что литература подобна неоконченному письму, которое всегда можно продолжить с новой строки. Робби Росс пишет мне точно так же, как писала мисс Марбери, мой американский «агент»; порой мне кажется, что они – одно и то же лицо. Он все пытается заказать мне новую пьесу, хоть я и объяснил ему, что не могу нормально работать вне Англии. Я сейчас пишу только для развитых не по годам школьников, которые присылают мне свои фотографии и задают вопросы по поводу постановки моих пьес. Я отвечаю в фривольной манере. Я – Силен, у ног которого резвятся херувимы. Может быть, стоит совершить турне по английским школам с лекциями о влиянии архитектуры на поведение – тюрьма дала мне много материала на эту тему. Я добьюсь в классных комнатах большего, чем Мэтью Арнольд [12] . Он был невозможен. Со мной дело обстоит лучше – я всего лишь невероятен. Мальчики это понимают, и неудивительно, что их интересуют мои труды, – ведь меня всегда так интересовали они сами. Но наши отношения изменились: теперь они мне ровня. Общество вынесло свой приговор художнику; новое поколение вынесет свой приговор обществу, которое так поступило. В этих мальчиках жизнь моих произведений может продолжиться.
Мир в его теперешнем состоянии во мне не нуждается. Если я оказываюсь в общественном месте, посещаемом английскими туристами, мне вполне могут предложить удалиться, и, уходя в жарком смущении, я вижу, как любопытные тянут шеи, чтобы получше меня разглядеть. Когда я хочу пойти в ресторан, я иду только туда, где хозяин меня знает, и обедаю – по ценам табльдота – за отдельным неприметным столиком где-нибудь возле кухни. Вот тут и начинаешь понимать, что такое одиночество. Англичан всегда раздражало мое присутствие, но теперь они осмелели и выражают недовольство открыто – особенно когда их много. Если я иду в театр, пусть даже только с французами, мне приходится брать самые дешевые места. Роскошные заведения я рискую посещать лишь в компании состоятельных людей – перед богатством англичанин непременно склонит голову.
Такое поведение меня уже не удивляет. Самая лучшая характеристика англичан принадлежит Шоу. Он дал ее в одной из пьес – забыл, в какой именно, но помню, как мы с несколькими друзьями специально ездили в пригород, чтобы ее посмотреть. «Из принципа, – говорилось там, – англичанин сделает все что угодно». Шоу забыл только добавить, что имя этому принципу – своекорыстие.
Однажды, когда я сидел в «Кафе л’эжипсьен» и курил то, что по глупости принял за египетскую сигарету с опиумом, какой-то англичанин плюнул мне в лицо. Это было как выстрел в упор. Я резко отпрянул, лишившись и речи, и разума – но, увы, не чувств. Когда вокруг тебя клубится людская злоба, самое страшное то, что никогда не знаешь, как она проявится. Когда-то я превыше всего ценил внимание окружающих; на этом я построил целую философию, превращавшую мир в многоцветную мантию, которую незаурядный человек набрасывает себе на плечи. Но мантия стала сетью, столь же губительной, как сеть Клитемнестры. Сила моей мысли наполовину происходила от тщеславия – а когда его нет, быть замеченным или выделенным значит потерять, а не приобрести.
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Питер Акройд — Завещание Оскара Уайльда» бесплатно полную версию:
Книга представляет собой апокриф предсмертного дневника Оскара Уайльда. С исключительным блеском переданы в ней не только взгляды Уайльда, но и сам характер мышления писателя. В Англии роман удостоен премии Сомерсета Моэма.
Завещание Оскара Уайльда — Акройд Питер
По дороге к Кульшам, у Волотовой прорвы Белорецкий нашёл в траве большой каменный крест, который когда-то отмечал место гибели Романа Старого. У креста он встретил истощённую женщину с умирающим ребёнком. Её мужа убила дикая охота, а пан «согнал с земли». По словам женщины, «самых больших крикунов» охота топит в трясине, остальные подчиняются панам из страха.
Голодному не дают хлеба, его хлебом кормят солдата, который стреляет в него за то, что он голоден. Государственная мудрость!
Отправив женщину в Болотные Ялины, Белорецкий добрался до покосившегося от ветхости дома Кульшей, где нашёл только полубезумную старуху.
Пани Кульша — полубезумная старуха, сошедшая с ума от страха перед дикой охотой
Ухаживал за ней Рыгор, рослый и могучий мужик лет тридцати, охотник и следопыт.
В конце 80-х годов XIX века молодой учёный-фольклорист Андрей Белорецкий путешествовал по Белоруссии в поисках старинных легенд.
Андрей Белорецкий — учёный, собиратель фольклора и старинных легенд
Белорецкий выбрал столь необычную работу, чтобы изучить свой народ и понять, откуда он сам. Занятие это в ту пору считалось «опасным для существующего порядка», но губернатор, неожиданно хороший человек, дал ему рекомендательное письмо, в котором предписывал оказывать учёному всяческую помощь.
Особенно Белорецкого интересовали легенды, связанные с определённым местом. В то время началось вымирание белорусской шляхты, вместе с которой исчезали и старинные родовые предания. Один знакомый посоветовал Белорецкому отправиться в глухой угол Белоруссии. Учёный миновал обжитые, плодородные земли, обширные леса и оказался на унылой равнине торфяного болота.
Ночью возок Белорецкого чуть не провалился в какую-то топь, лошади с трудом выбрались на лесную дорогу, которая привела к огромному дому. Это было поместье Зелёные Ялины. Старуха-экономка сказала, что ограды вокруг поместья нет только у Волотовой прорвы — именно оттуда чудом вырвался Белорецкий.
Дом был огромный, с красивой старинной мебелью, но донельзя запущенный. Белорецкого приняла молодая хозяйка поместья Надея Яновская, бледная, хрупкая девушка, заморыш с прекрасными золотистыми волосами.
Надея Яновская — родовитая, но обедневшая дворянка, хозяйка поместья Болотные Ялины (Ели)
Лицо Надеи с правильными чертами и огромными чёрными глазами искажало странное выражение. Белорецкому девушка показалась очень некрасивой.
За ужином Надея пригласила Белорецкого погостить в Болотных Ялинах несколько недель, пока не окончатся «тёмные ночи осени». Девушка рассказала, что её отец умер два года назад. С тех пор она живёт одна в огромном доме. На пятьдесят комнат — три человека: она, экономка и старик-сторож. В двух флигелях живут парковый сторож, прачка, кухарка и управляющий Игнат Берман-Ганцевич, а вокруг дома — огромный парк, заросший вековыми елями.
Игнат Берман-Ганцевич (Берман) — управляющий Болотных Ялин
Надея разрешила Белорецкому бродить по округе и рыться в семейных архивах — только бы он остался.
Проведя первую, и единственную спокойную ночь в Зелёных Ялинах, Белорецкий весь день бродил по мрачной бурой равнине с трясинами и полуживыми от лихорадки крестьянами. Вечером, после ужина, он услышал в коридоре шаги. Побледневшая от ужаса Надея сказала, что это бродит по переходам дома Малый Человек Болотных Ялин — призрак, появляющийся перед смертью кого-то из Яновских.
Был в доме и ещё один «фамильный» призрак — Голубая Женщина, душа той, что когда-то прокляла род Яновских. Но страшней всего была дикая охота короля Стаха, которая погубила отца Надеи.
Через два дня Надея праздновала своё восемнадцатилетие. В Болотные Ялины со всей округи съехались остатки родовитой шляхты — нищие, в лохмотьях, с признаками вырождения на тупых лицах и огромным гонором. Прибыл на бал и пан Грынь Дубатовк, опекун Надеи и старый друг её отца.
Грынь Дубатовк — опекун Надеи Яновской, давний друг её отца
Это был огромных размеров человек в старинной белорусской одежде, производивший впечатление провинциального медведя, весельчака и пьяницы. С ним был и пан Алесь Ворона, хорошо сложённый молодой человек с мёртвыми чёрными глазами и бледным лицом.
Алесь Ворона — молодой шляхтич, задира и дуэлянт
Одним из подарков Дубатовка стал портрет Романа Старого, который тут же повесили над камином. Затем опекун огласил отчёт по имуществу Надеи. Оказалось, что всё её имущество — немного пахотной земли, приносящей мизерный доход, и небольшой банковский вклад. Дворец, парк и заповедная пуща были майоратом, родовым владением, которое нельзя продавать. По сути, девушка была нищей.
На этом странном балу Белорецкий поссорился с Алесем Вороной, известным в округе дуэлянтом, и подружился с двадцатитрёхлетним Андреем Свециловичем, бывшим студентом Киевского университета, исключённым за участие в студенческих волнениях.
Андрей Свецилович — бывший студент, единственный кровный родственник Надеи Яновской
Свецилович был единственным родственником и наследником Надеи. Кроме него, на наследство претендовал только некий Гарабурда, но его родство с Яновскими относилось к области легенд.
Гарабурда — представитель местной шляхты, претендующий на родство с Надеей Яновской
В восемнадцать лет Свецилович был влюблён в Надею, из-за чего его отец, веривший в старинное проклятие, выслал сына из дому. Теперь он чувствовал, что любовь возвращается.
Уезжая под утро, Дубатовк пригласил Белорецкого на холостяцкую пирушку. Засыпая, Белорецкий увидел в окне Малого Человека с вытянутым черепом, жабьим лицом, неестественно длинными пальцами и зеленоватой кожей, в старинном костюме зелёного цвета. Застонав, существо исчезло. Белорецкий решил действовать решительней и взять в помощники Свециловича.
Через день Белорецкий отправился к Дубатовку. Там ему удалось поговорить со Свециловичем наедине. Они договорились распутывать это дело с двух сторон, но Дубатовку ничего говорить не стали — боялись, что старик разволнуется и помешает.
Дубатовк попытался узнать у Белорецкого, женится ли тот на Надее. Этот разговор услышал Ворона, которому девушка когда-то отказала, разозлился и намекнул, что Белорецкий гонится за деньгами и родовитой женой. Во время ссоры Ворона вызвал Белорецкого на дуэль, хотя Дубатовк и пытался его остановить.
Дуэль состоялась тут же, в пустой комнате без окон. В кромешной тьме Белорецкому удалось перехитрить Ворону и случайно ранить его в голову — убивать задиру он не хотел и выстрелил, рассчитывая промахнуться.
По дороге в Болотные Ялины за Белорецким погналась дикая охота.
На данный момент известно как минимум десять переводов рассказа на русский язык.Ошибка в сносках: Неправильный вызов: ключ не был указан
- В. Орёл (Молодой король)
- М. М. Коренева (Юный король)
- В. Чухно (Юный король)
- М. Благовещенская (Молодой король)
- М. Корнеева (Юный король)
- М. Минакова (Юный король)
- С. Ильин (Юный Король)
- В. Гетцель (Молодой король)
- Ю. Корнеев (Юный король)
- И. Сахаров (Молодой король)
На данный момент известно как минимум десять переводов рассказа на русский язык.Ошибка в сносках: Неправильный вызов: ключ не был указан
- В. Орёл (Молодой король)
- М. М. Коренева (Юный король)
- В. Чухно (Юный король)
- М. Благовещенская (Молодой король)
- М. Корнеева (Юный король)
- М. Минакова (Юный король)
- С. Ильин (Юный Король)
- В. Гетцель (Молодой король)
- Ю. Корнеев (Юный король)
- И. Сахаров (Молодой король)
В канун Рождества детям советника медицины Штальбаума, Фрицу и Мари, родители дарят книжки и другие подарки: Мари получила кукол и кукольную посуду, а Фриц — деревянного коня и эскадрон оловянных гусар. Крёстный Дроссельмейер подарил им миниатюрный замок с передвигающимися кавалерами и дамами. Мари увидела под ёлкой ещё одну игрушку — некрасивого человечка, Щелкунчика, умеющего разгрызать орешки. Фриц дал ему слишком крепкие орехи, отчего у Щелкунчика выпало несколько зубов.
Перед сном, задержавшись около шкафа с подарками, Мари увидела битву армий Мышиного короля и Щелкунчика. Девочка хотела защитить Щелкунчика, но, почувствовав острую боль в руке, потеряла сознание.
Очнувшись в постели, Мари рассказала матери и доктору о сражении, но они принимают её рассказ за отголоски горячки от болезни. Крёстный приносит девочке отремонтированного Щелкунчика и рассказывает, что тот был его племянником, но королева Мышильда превратила его в маленького уродца. Чтобы Щелкунчик снова стал человеком, он должен одержать победу над Мышиным королём. Второе условие — нужно, чтобы его полюбила Прекрасная Дама.
Ею становится Мари, которая полюбила Щелкунчика, победившего Мышиного короля и показавшего ей волшебную страну. Родители её воспоминаниям о приключениях не верят. Однажды в доме Штальбаумов появился племянник Дроссельмейера. Он признался, что «перестал быть жалким Щелкунчиком». Мари стала его невестой, и на свадьбе танцевало множество прекрасных кукол.
Вечером перед Рождеством двое детей советника медицины Штальбаума сидели в столовой и ждали, когда их позовут в гостиную, где родители наряжали ёлку. Франц и Мари гадали, что им подарит на Рождество крёстный Дроссельмейер, который к этому празднику всегда мастерил какую-нибудь затейливую красивую механическую игрушку. Думали и о том, какие подарки приготовили для них родители. Тут зазвонил колокольчик, двери распахнулись, и дети увидели сияющую ёлку.
Мари видит, что под ёлкой стоит «замечательный человечек». Он был не особенно красив, но зато умел «аккуратно разгрызать твёрдые орехи». Щелкунчик очень понравился девочке. Шалун Фриц нарочно давал ему большие орехи, и у игрушки сломалось несколько зубов. Мари пожалела Щелкунчика и стала его опекать.
Перед сном дети кладут свои игрушки в шкаф со стеклянными дверками. Фриц ушёл спать, а Мари задержалась, чтобы получше устроить раненого Щелкунчика. Вдруг из-под пола появились «семь мышиных голов в семи ярко сверкающих коронах» — это был Мышиный король, он вёл свою армию на бой с куклами из шкафа.
Принцесса Пирлипат с самого рождения была очень красивая, не было ребёнка прекраснее её.
Однажды король попросил королеву приготовить различные колбасы. Королева сама поджаривала сало и угостила им Мышильду, которая была королевой мышей. Но тут выскочила вся родня Мышильды и набросилась на приготовленное сало.
Король за это изгнал из дворца королеву мышей с её подданными. Мышильда пообещала отомстить.
Молодой Король (произведение Оскара Уайльда)
- Веер леди Уиндермир
- День рождения Инфанты
- Замечательная ракета
- Идеальный муж
- Как важно быть серьёзным
- Кентервильское привидение
- Мальчик-звезда (Звёздный Мальчик)
- Преданный друг
- Саломея
- Счастливый Принц
- fb2
- epub
- rtf
- mobi
- txt
Питер АКРОЙД
ЗАВЕЩАНИЕ ОСКАРА УАЙЛЬДА
Посвящается Одри Куин
9 августа 1900г. Отель «Эльзас», Париж
Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив – ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему – шептать я не мог, – что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.
Не все знают, что святой Юлиан довольно рано начал тяготиться своим призванием. Он исцелял больных и увечных, а они поносили его, ибо привыкли жить милостыней; он изгонял бесов, а те недолго думая вселялись в очевидцев чуда; он пророчествовал, а его обвиняли в насаждении духа уныния среди богатых. Столь часто большие города закрывали перед ним ворота, столь бесплодны были его мольбы о знамении …
- Новые книги
- Жанры
- Авторы
- Сериалы
- Издательства
- Города
- Случайная книга
- Фильтр книг
- Библиотечное
- Авторы на КулЛиб
- Инструкция FTP
- Коды языков
- Софт
- Теги книг
- Карта сайта
- Ссылки
- Требуется OCR
- Memory
- Статьи
Когда часы на башне пробили полночь, он коснулся рукой колокольчика, и вошли его пажи и, согласно церемонии, сняли с него одежды, окропили его руки розовой водой и усыпали его подушку цветами. Затем они оставили спальню, и несколько мгновений спустя юноша уснул.
И он спал, и видел сон, и вот что приснилось ему.
Ему привиделось, что он — под самой крышей, в душной мастерской, и вокруг шумит и стучит множество ткацких станков. Чахлый свет пробивался сквозь зарешеченные окна, и в его отблесках молодой Король видел склонившихся над станками изможденных ткачей. Бледные, больные на вид дети съежившись сидели на толстых поперечинах станков. Когда челноки проскакивали сквозь основу, дети поднимали тяжелые рейки, а когда челноки останавливались, они опускали рейки и оправляли нити. От голода щеки у.детей втянулись, а исхудалые руки тряслись и дрожали. За столом сидели несколько изнуренных женщин и шили. Чудовищный запах стоял в мастерской. Воздух был тяжелый и нездоровый, а с заплесневелых стен сочилась влага.
Молодой Король подошел к одному из ткачей и, стоя рядом, смотрел на него.
Лингвистический анализ: Завещание Оскара Уайльда (Питер Акройд)
— Это наряд для коронации молодого Короля, — ответил ткач. — Что тебе в том?
И молодой Король издал громкий крик и проснулся — и вот он снова лежал в своих покоях и, глянув в окно, увидел медвяную луну, висевшую в сумрачном небе.
И он снова уснул, и видел сон, и вот что приснилось ему.
Ему привиделось, что он лежит на палубе огромной галеры, приводимой в движение сотней рабов-гребцов. Рядом с ним на ковре сидел капитан галеры. Он был черен, как эбеновое дерево, и тюрбан его был из алого шелка. Большие серебряные серьги оттягивали мочки его ушей, и в руках у него были весы из слоновой кости.
На рабах были лишь ветхие набедренные повязки, и каждый из них был прикован цепью к соседу. Над галерой полыхало жаркое солнце, а меж рабами бегали негры и полосовали их сыромятными ремнями. Рабы напрягали тощие руки и погружали тяжелые весла в воду. Из-под весел взлетали соленые брызги.
И он поведал им три своих сна.
И, услыхав их, царедворцы, переглядываясь и перешептываясь, говорили:
— Воистину он лишился рассудка, ибо сон не есть ли просто сон, а видение — просто видение? Разве явь они, чтобы их остерегаться? И что нам жизнь тех, кто трудится на нас? И воздерживаться ли от хлеба, пока не увидишь пахаря, и от вина, пока не молвишь слова с виноградарем?
И Гофмейстер обратился к молодому Королю и сказал:
— Государь мой, прошу тебя: оставь эти черные мысли, и надень это прекрасное облачение, и возложи корону на голову. Ибо как народу знать, что ты король, если не будешь облачен по-королевски?
И посмотрел на него молодой Король.
— Воистину ли так? — спросил он. — И не узнают во мне короля, если не облачусь по-королевски?
И капитан галеры засмеялся, и, протянув руку, взял жемчужину, и, посмотрев на нее, он прижал ее ко лбу и поклонился.
— Эта жемчужина, — сказал он, — украсит скипетр молодого Короля. — И дал неграм знак поднимать якорь.
И, услыхав это, молодой Король пронзительно вскрикнул и проснулся, и за окном он увидел длинные тусклые персты зари, вцепившиеся в бледнеющие звезды.
И он снова уснул, и видел сон, и вот что приснилось ему.
Ему привиделось, что он бредет по сумрачному лесу, а вокруг растут странные плоды и прекрасные ядовитые цветы. Вслед ему шипели гадюки, и разноцветные попугаи крича перелетали с ветки на ветку. Грузные черепахи спали в теплой тине. На деревьях сидело множество обезьян и павлинов.
Он шел и шел, пока не достиг опушки, и там увидал он великое множество людей, работавших в русле высохшей реки. Толпами взбирались они на утесы, подобно муравьям. Они рыли глубокие колодцы в почве и спускались туда. Одни из них огромными топорами раскалывали камни, другие рылись в песке. Они с корнями вырвали кактус и растоптали алые цветы. Они спешили, перекликались, и не один не оставался без дела.
Из темной пещеры на них взирали Смерть и Корысть, и Смерть сказала:
— Я устала. Отдай мне треть этих людей, и я уйду. Но Корысть покачала головой.
— Нет, они мои слуги, — сказала она. И Смерть молвила:
— Что у тебя в руке?
— Три пшеничных зерна, — ответила Корысть. — Что тебе в том?
— Дай мне одно! — воскликнула Смерть. — Я посею его в моем саду. Одно лишь зерно, и тогда я уйду.
— Ничего я не дам тебе, — сказала Корысть и спрятала руку в складках одежды.
И Смерть засмеялась, и взяла чашу, и окунула ее в лужу, и из чаши восстала Лихорадка. Лихорадка обошла все великое множество людей, и каждый третий упал замертво. За нею тянулся холодный туман, и водяные змеи ползли у нее по бокам.
И когда Корысть увидела, что треть всех людей мертва, она стала бить себя в грудь и рыдать. Она била себя в иссохшую грудь и громко кричала.
back to menu ↑
— Ты убила треть моих слуг! — возопила она. — Иди же прочь. В горах Татарии идет война, и цари воюющих племен взывают к тебе. Афганцы зарезали черного быка и выступили в поход. Они надели железные шлемы и барабанят копьями по щитам. На что тебе моя долина, зачем медлишь ты здесь? Иди же прочь и более не возвращайся.
— Нет, — ответила Смерть, — пока не дашь мне пшеничного зерна, я не уйду.
Но Корысть сжала ладонь и стиснула зубы.
— Ничего не дам я тебе, — пробормотала она.
И Смерть засмеялась, и подняла черный камень, и бросила его в лес, и из зарослей дикого болиголова в огненном одеянии явилась Горячка. Она обошла все великое множество людей и касалась их рукой, и кого коснулась она — тот умирал. И под ногами ее увядала трава.
И задрожала Корысть, и осыпала пеплом свою главу.
— Ты безжалостна, — возопила она, — ты безжалостна. В индийских городах голод, и колодцы Самарканда иссякли. В египетских городах голод, и саранча пришла из пустыни. Нил вышел из берегов, и жрецы возносят молитву Исиде и Осирису. Иди к ждущим тебя и оставь моих слуг.
— Нет, — ответила Смерть, — пока не дашь мне пшеничного зерна, я не уйду.
— Ничего не дам я тебе, — сказала Корысть.
И снова засмеялась Смерть, и, вложив пальцы в рот, свистнула, и на свист прилетела по воздуху женщина. «Чума» было написано на ее челе, и стая тощих стервятников кружилась вокруг нее. Они распростерли свои крыла над долиной, и все люди упали замертво.
И Корысть с пронзительным криком бросилась в лес, а Смерть вскочила на своего красного коня и ускакала, и скакала она быстрее ветра.
И из слизи, скопившейся на дне долины, выползли драконы и чешуйчатые чудовища, и шакалы забегали по песку, ощупывая ноздрями воздух.
И молодой Король заплакал и сказал:
— Кто были те люди и чего искали они?
— Они искали рубины для королевской короны, — ответил тот, кто стоял у него за спиной.
И молодой Король вздрогнул и, повернувшись, увидел человека в одеждах паломника и с серебряным зеркалом в руках.
Примечания книги Завещание Оскара Уайльда. Автор книги Питер Акройд
Философская сказка-притча – один из древнейших литературных жанров. Адресованная как детям, так и взрослым, авторская (литературная) сказка имеет что сказать и тем и другим.
Однако жанровая разновидность сказки, изобретённая Уайльдом, отличается двумя особенностями.
Во-первых, из всех приёмов и тропов здесь на первый план выступает ирония, и потому ребёнку лет до двенадцати такая сказка не скажет ровно ничего, т.к. ирония ему недоступна.
Во-вторых, во всём, что не касается иронии, сказка Уайльда настолько проста, что читатель от 12 до 112 лет вычитывает из неё один и тот же смысл. Причём смысл этот не так уж прост, ибо не может быть понят без понимания того, чему он противостоит, а противостояние предполагает сатиру. Но сатирические образы, создаваемые Уайльдом, одновременно вечные и простые, понятны любому подростку, который уже столкнулся в своей жизни с ложью, лицемерием и демагогией.
Обычному читателю XXI века, тем более не британскому, для понимания сказок Уайльда совершенно не обязательно связывать эту ложь с викторианством, с этикой и эстетикой которого борется автор этих сказок. Однако именно в этой борьбе с «реалистической» и «высокоморальной» викторианской литературой, строго дозирующей и наказующей «зло» и пытающейся найти в своей современности и вознаградить правильное, типичное «добро», и возникает художественный метод Уайльда («Портрет Дориана Грея» выйдет в свет всего лишь через два года после первой книги сказок), по-разному называемый его современниками: аморализм, эстетизм и т.п. В историко-литературной перспективе речь идёт о зарождающемся модернизме, и уже в сказках можно наблюдать его первые признаки, вплоть до доведения до абсурда «общечеловеческих» моральных принципов и подрыва самих основ словесности: «Многие хорошо поступают, — говорит Мельник, — но мало кто умеет хорошо говорить. Значит, говорить куда труднее, а потому и много достойнее».
В сказке «Преданный друг» два сюжета – главный и обрамляющий, причём главный очевиднее, а значит проще.
У богатого Мельника есть преданный друг – бедный садовник Ганс. Мельник же преданным другом считает именно себя, поскольку только он умеет красиво говорить о преданной дружбе. От его речей о дружбе в восторге и его семья, и сам Ганс. Правда, маленький сын Мельника, слушая речи отца зимой и зная, что Ганс бедствует и едва переживает трудные зимы, пытается перейти от слов к делам:
— А давай пригласим бедного Ганса к нам: я ему дам половину своей овсянки и покажу своих белых кроликов.
— Ну вот и отдай в школу такого дурака! – реагирует Мельник. – Ведь если Ганс придёт сюда и увидит, как мы живём, он позавидует, а что же и губительно для дружбы, если не зависть?
Но едва наступает весна, Мельник спешит к Гансу, чтобы в знак преданной дружбы забрать все его первоцветы, взамен пообещав старую тачку. Теперь Мельник и сам от себя в полном восторге, ведь он обещал другу сломанную тачку (себе-то он купил новую).
Ссылаясь на эту обещанную тачку, Мельник требует от Ганса всё новых и новых жертв во имя дружбы, и наконец будит его ночью, чтобы послать за доктором для маленького сына, при этом пожалев дать фонарь – ведь фонарь-то совсем новый! Возвращаясь от доктора, Ганс в темноте тонет в болоте. На похоронах Мельник горюет больше всех: что теперь ему делать с так и не подаренной тачкой? «Дома она только место занимает, а продать – так ничего не дадут… Теперь у меня никто ничего не получит. Щедрость всегда человеку во вред».
Есть ещё второй, рамочный сюжет. Беседуют старый Крыс (убеждённый холостяк) и Утка-мама (не знающая никаких иных чувств, кроме материнских). Крыс убеждает Утку, что дружба выше любви. «Каковы же, по-вашему, обязанности преданного друга?» – вмешивается в беседу птичка Коноплянка. – «От преданного друга я потребовал бы преданности». – «Ну а что бы вы предложили ему взамен?» – «Не понял вопрос». – «Тогда послушайте вот какую историю…»
Крыс уверяет, что обожает художественную прозу (fiction), особенно если это проза о нём самом (излюбленный принцип викторианского реализма: простой читатель узнаёт в простом герое самого себя). – «Ну, эта история и к вам тоже применима…» (applicable to you), – неопределённо отвечает птичка – и рассказывает основной сюжет.
Когда рассказ Коноплянки окончен, Крыс спрашивает: «Ну, а дальше?» – «Это всё».
Однако Крыс жаждет «нормального» викторианского эпилога: «А что сталось с Мельником?» – «Понятия не имею, – ответила Коноплянка, – да мне, признаться, и неинтересно». – «Да, симпатия к вашим героям вам явно не свойственна», – заявляет ей Крыс совсем как критики Уайльду. На что птичка отвечает: «Боюсь, вы не совсем ясно представляете себе мораль этой истории». – «Мораль?» – удивлённо пискнул Крыс. – «Мораль», – подтвердила птичка. – «Вы бы сказали сразу, что будет мораль, – сказал Крыс, уползая в свою нору, – я и слушать бы не стал, а сразу сказал бы «фу», как тот критик» (а критик накануне гулял вдоль этого самого озера с молодым писателем и сказал ему «фу»).
Утка, которая не слушала сказку, а провела всё это время в воде вниз головой, «показывая хороший пример своим детям», приплыла и спросила Коноплянку: «Ну как вам нравится этот Крыс?» – «Боюсь, он обиделся: я рассказала ему историю с моралью». – «Что вы, это опасное дело!» – сказала Утка. «И я вполне с ней согласен», – заключает автор. Только после этих слов проясняется тема сказки: общество, воображающее, что стоит на твёрдых моральных принципах, вовсе не жаждет хоть сколько-нибудь эти принципы самому себе уяснить.
Многообразная ирония – основной троп – пронизывает многослойный смысл сказки, доходя до глубоких, якобы христианских, первооснов: «До чего же хорошо ты говоришь! – промолвила жена Мельника. – Я даже чуть не задремала. Ну точно как в церкви!»
Как «человеческие» персонажи основного сюжета, так и «животные» образы рамочного сюжета, при помощи самых лаконичных средств индивидуальной речевой характеристики становятся узнаваемы до типичности. Читательские (слушательские) ожидания Крыса не менее абсурдны, нежели поведение Мельника.
Беспощадному выявлению всеобщего абсурда, повсеместно принимаемого за истину и нравственность, подчинены все художественные средства краткого, но ёмкого текста писателя-модерниста.
- «Сфинкс без загадки», анализ рассказа Уайльда
- «Счастливый принц», анализ сказки Уайльда
- «Ученик», анализ произведения Уайльда
- Проблематика произведения О. Уайльда «Портрет Дориана Грея»
- Тема любви в романе О.Уайльда «Портрет Дориана Грея»
- Краткий пересказ романа «Портрет Дориана Грея» О.Уайльда
- Анализ романа «Портрет Дориана Грея»
- Биография Оскара Уайльда
Оскар Уайльд является известнейшим английским и ирландским писателем, поэтом и драматургом. Также эту личность можно уважать и за то, что он внес огромный вклад в развитие европейского эстетизма и модернизма.
Первоначально слава к Оскару Уайльду пришла как к замечательному драматургу. Его пьесы ставились на сценах многих театров Англии. Самыми известными драматическими произведениями этого писателя являются: «Как важно быть серьезным», «Веер леди Уиндермир», «Идеальный муж», «Соломея» и другие. Драматургия Оскара Уайльда пользовалась сумасшедшей популярность в Англии в свое время. Даже сейчас во многих театрах мира на пьесы, написанные Оскаром Уайльдом приходит невероятно большое количество людей.
Также этот писатель создал большое количество сказочных произведений. Для своих детей Оскар писал сказки. Вскоре они были изданы и очень пришлись по нраву малышам. Сказки этого писателя написаны «завернутым», красивым языком и при этом каждая из них таит в себе глубокий философский смысл, коей адресован и взрослым детям («Счастливый принц», «Мальчик-звезда», «Великан-эгоист», «Соловей и роза» и другие).
Этот литературный деятель был известен при жизни как отменный острослов и оратор. Он оставил большое количество в качестве наследия афоризмов и лаконичных парадоксов, цитат.
Что касается прозаического творчества, то самым известным и единственным романом Уайльда является «Портрет Дориана Грея». В нем автор поднимает темы красоты, души, искусства, гедонизма, эстетизма и многие другие.
А вот «Баллада Редингской тюрьмы» — это поэтическое произведение, которое поэт написал, находясь в тюрьме на каторжных работах, будучи осужденным за содом.
Также Уайльд написал много эссе, в которых рассуждал о красоте, искусстве.
В произведении описываются события, произошедшие в Англии, в одном из старинных замков. В произведении “Кентервильское привидение” герои имеют яркие характеры.
Действующие лица таковы: привидение сэра Саймона Кентервиля и семья посла Соединенных Штатов в Великобритании Хайрама Б. Отиса.
Господин Отис был женат и имел четверых детей: старшего сына Вашингтона, очаровательную дочь Вирджинию и двух школьников-близнецов. Именно с их появлением в старом замке и началась вся эта история.