Затем читала мое завещание

Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Затем читала мое завещание». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.

Большинство людей считает, что завещание открывается нотариусом в день кончины наследодателя или в тот день, когда его признали умершим или без вести пропавшим, согласно решению суда. Однако, стоит учитывать, что сам нотариус не может узнать о смерти завещателя и вскрыть документ он может лишь в случае предоставления ему свидетельства о смерти завещателя.

Как оформить завещание на имущество

Оформление последней воли гражданина происходит у нотариуса. В исключительных случаях, зафиксировать последнюю волю могут и иные лица. После того, как наступили основания для распределения долей в собственности умершего, начинает действовать порядок получения наследства. Он закреплен законом и представляет собой определенную процедуру. В ней участвуют преемники, которые указаны в последней воле и непосредственно нотариус.

Процедура получения долей включает несколько этапов и представляет собой одностороннюю сделку. Одним из этапов указанной сделки, является оглашение завещания нотариусом.

Оглашение закрытого завещания производится нотариусом по тем же правилам. Главное в данном процессе, это проверить наличие печатей на конверте и подписей двух свидетелей. Такие меры призваны предотвратить вероятные манипуляции с документом и искажение последней воли. Ведь закрытый документ имеет свои определенные особенности.

Основная особенность закрытого распоряжения заключаются в том, что текст документа не известен никому. При оформлении последней воли, текст документа готов изначально и с ним никто не был ознакомлен. Бумага в присутствии двух свидетелей помещается в конверт. Клапаны конверта снабжаются оттисками печати. А на самом конверте проставляются подписи свидетелей.

На вопрос о том, когда оглашается завещание после смерти, можно дать однозначный ответ. Оглашение завещания нотариусом происходит в течение 15 суток с момента предоставления справки о кончине завещателя. В это время специалист пытается обнаружить предполагаемых или установленных наследников в зависимости от формы распоряжений наследодателя через почту или местные СМИ.

Если родственники усопшего не знают о том, где находится зафиксированное волеизъявление и существует ли оно, следует начать с поиска.

Можно попытаться обнаружить распоряжения там, где усопший хранил важные документы.

Если это не удалось, следует направить запрос в любую нотариальную контору, расположенную возле последнего адреса жительства первой стороны. О наличии документа могут знать все районные нотариусы.

При отсутствии результата можно попытаться обратиться в отделения, находящиеся неподалеку от предыдущих адресов проживания инициатора. Иногда экземпляр хранится в конторе, которая расположена ближе к основной части наследственной массы.

В противном случае придется отправить заявку в нотариальную палату. Там хранится информация о всех сделках, которые были совершены в области.

К заявлению нужно приложить копию паспорта, свидетельство о смерти наследодателя и документ, подтверждающий родство.

Самое важное о составлении завещания

При наследовании нотариус оглашает зафиксированное волеизъявление в течение 15 суток. В процессе составляется протокол вскрытия, в котором присутствующие оставляют подписи. При закрытой форме специалист дополнительно обязан продемонстрировать конверты и заверения на них. Дата, место составления документа и подпись инициатора должны соответствовать действительным.

Оглашение открытого завещания происходит без дополнительных процедур. Специалист в назначенную дату в присутствии наследников и свидетелей зачитывает текст. Распоряжения, которые противоречат закону, также доносятся до преемников вне зависимости от возможности их исполнения. Таким образом первая сторона может передать какие-либо пожелания.

Если у присутствующих возникли какие-либо вопросы в тот момент, когда нотариус оглашал завещание, специалист может дать дополнительные пояснения. Свидетели и претенденты не обязаны соглашаться с протоколом. Если ими были замечены грубые нарушения, они могут отметить это.

Наследство объявляется открытым на следующий день после смерти завещателя. (ГК. РФ. Статья 1114).

ГК РФ Статья 1114. Время открытия наследства

  1. Временем открытия наследства является момент смерти гражданина. При объявлении гражданина умершим днем открытия наследства является день вступления в законную силу решения суда об объявлении гражданина умершим, а в случае, когда в соответствии с пунктом 3 статьи 45 настоящего Кодекса днем смерти гражданина признан день его предполагаемой гибели, — день и момент смерти, указанные в решении суда.
  2. Граждане, умершие в один и тот же день, считаются в целях наследственного правопреемства умершими одновременно и не наследуют друг после друга, если момент смерти каждого из таких граждан установить невозможно. При этом к наследованию призываются наследники каждого из них.

Вот почему завещатель в любое время может внести изменения, подвергнуть его отмене или оставить новое без указания причин.

Остался последний день, а теперь – последние часы. Я – старик, одинокий, никем не любимый, больной, вредный и уставший от жизни. Я готов к встрече с миром иным – хуже, чем здесь, там не будет.

Мне принадлежат и высотное здание из стекла и бетона, в котором я сижу, и девяносто семь процентов компании, которая размещена в нем, там, внизу, подо мной, и земля вокруг – по полмили в трех направлениях. А еще две тысячи человек, работающих здесь, плюс двадцать тысяч, занятых в других местах. Мне принадлежат трубопровод, проложенный под землей, по которому газ доставляется в здание от техасского месторождения, и линия электропередачи, которая снабжает дом энергией. Я арендую спутник, летающий на невиданной высоте, через который я некогда рассылал приказы своей империи, расползшейся по всему миру. Мое состояние перевалило за одиннадцать миллиардов долларов. У меня есть серебро в Неваде, медь в Монтане, кофе в Кении, уголь в Анголе, каучук в Малайзии, природный газ в Техасе, сырая нефть в Индонезии и сталь в Китае. Моя компания владеет другими компаниями, производящими электричество, компьютеры, возводящими плотины, издающими книги в мягких обложках, транслирующими теле- и радиосигналы через мой спутник. Мои дочерние компании находятся в большем количестве стран, чем я могу перечислить, полагаясь на память.

Когда-то у меня были все соответствующие моему положению игрушки: яхты, самолеты, блондинки, дома в Европе, фермы в Аргентине, острова в Тихом океане, первоклассные автомобили, даже хоккейная команда. Но я вышел из того возраста, когда играют в игрушки.

Деньги – ширма, за которой прячется мое горе.

У меня было три семьи. Три жены родили мне семь детей, шесть из них живы и делают все, что могут, лишь бы потерзать меня. Насколько мне известно, я действительно породил всех семерых. И одного похоронил. Точнее, его похоронила мать. Меня тогда не было в стране.

Я живу отдельно от своих жен и детей. Но сегодня они все собрались здесь, потому что я умираю и настало время делить деньги.

Об этом дне я думал очень давно. В моем здании четырнадцать этажей, оно образует замкнутый четырехугольник, внутри которого располагается тенистый двор, где когда-то я устраивал приемы на открытом воздухе. Я живу и работаю на верхнем этаже – двенадцать тысяч квадратных футов роскоши, которая многим может показаться неприличной, что нимало меня не заботит. Каждый цент я заработал собственным потом и мозгами. Кроме того, мне везло. Удача редко отворачивалась от меня. Так что тратить все это богатство – моя прерогатива. И кому его отдать, должен был бы выбирать я сам, но меня обложили со всех сторон.

Какая мне разница, кому достанутся деньги? Мне они уже принесли все, что можно вообразить. Сидя здесь в инвалидной коляске в ожидании смерти, я не могу придумать ничего, что мне хотелось бы купить или увидеть, не в силах вообразить ни одного места, куда мне хотелось бы поехать, представить ни одного приключения, которое мне хотелось бы пережить.

У меня уже все было, и я очень устал.

Мне все равно, кто получит деньги. Но для меня важно, чтобы кое-кто их не получил.

Каждый квадратный фут этого здания распланирован лично мной, поэтому я точно знаю, где кого поместить во время предстоящей церемонии. Все они слетелись сюда, ждут давно, но не ропщут. Они готовы были бы голыми стоять на улице в снежную бурю, лишь бы урвать свое.

Моя первая семья – это Лилиан и ее выводок: четыре отпрыска, рожденных женщиной, которая и подпускала-то меня к себе редко. Мы поженились молодыми: мне было двадцать четыре, ей – восемнадцать, так что Лилиан теперь тоже старуха. Я не видел ее много лет, не хочу видеть и сегодня. Не сомневаюсь, она по-прежнему играет роль оскорбленной, брошенной, но примерной первой жены, которая явилась выторговывать себе награду. Она так больше и не вышла замуж, уверен, что за прошедшие пятьдесят лет у нее вообще не было мужчин. До сих пор не могу понять, как у нас с ней получились дети.

Ее старшему сыну сейчас сорок семь. Трой-младший, никчемный идиот, носит проклятие моего имени. В детстве его называли Ти Джей, и он до сих пор предпочитает это имя Трою. Из шестерых детей, собравшихся сегодня здесь, Ти Джей самый тупой, хотя все они недалеко ушли друг от друга. В девятнадцать его вышвырнули из колледжа за торговлю наркотиками.

Как и остальные, Ти Джей получил на совершеннолетие пять миллионов долларов. И как у остальных, они утекли у него сквозь пальцы.

Я терпеть не могу вспоминать жалкие истории жизни детей Лилиан. Достаточно сказать, что все они погрязли в долгах, ни на что не годны и едва ли способны измениться. Вот почему моя подпись под завещанием для них очень много значит.

Но вернемся к моим бывшим женам. Фригидность Лилиан я променял на огненную страсть Джейни, юной красавицы, работавшей секретаршей в бухгалтерии. Она быстро сделала карьеру после того, как я решил брать ее с собой в деловые поездки. Я развелся с Лилиан и женился на Джейни, которая была на двадцать два года моложе меня и решительно настроена ни на минуту не дать мне почувствовать себя неудовлетворенным. Она очень скоро родила мне двоих детей и использовала их в качестве якоря, чтобы удержать меня в семейной гавани. Роки, младший, погиб вместе с двумя приятелями в автокатастрофе на своей спортивной машине. Уладить дело в суде стоило мне шести миллионов долларов.

На Тайре я женился, когда мне было шестьдесят четыре, а ей – двадцать три. Она была беременна от меня маленьким чудовищем, которого по совершенно непонятной мне причине назвала Рэмблом. Рэмблу сейчас четырнадцать, и у него уже есть два привода в полицию за хранение марихуаны. У него жирные волосы, которые липнут к шее и ниспадают на спину, и он украшает себя серьгами, которые красуются у него и в ушах, и на бровях, и в носу. Говорят, он ходит в школу, когда ему хочется.

Отзывы читателей о книге Завещание, автор: Ги Мопассан. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.


Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.

  • 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
  • 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
  • 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
  • 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.

Фальшь мне чужда, и я скажу про вас:
Румян и нежен лик, но нрав жесток,
А сердце много тверже, чем алмаз.
На пытку злой Амур, слепой божок,
Случайно нас сведя, меня обрек.
Уж он давно мне гибелью грозит,
А все ж я вам не повторить не мог:
Господь помочь несчастному велит.

Мне б лучше скрыться прочь еще в тот раз,
А я промедлил слишком долгий срок,
Рыдал, молил, но все ж себя не спас,
Так и оставшись здесь у ваших ног.
Ах, как я от позора изнемог!
Пусть мне на помощь стар и млад спешит,
Затем что всем и каждому вдомек:
Господь помочь несчастному велит.

Но жизнь состарит вмиг обоих нас,
И я клянусь, не столь уж день далек,
Когда померкнет пламя ваших глаз
И ваша плоть увянет, как цветок.
Поэтому, пока я в гроб не лег,
Пора и вам усвоить, что гласит
Нам небом заповеданный урок:
Господь помочь несчастному велит.

Не ставить мне мои слова в упрек
Прошу вас, принц, влюбленных друг и щит,
Хотя, признаюсь, в них и скрыт намек:
Господь помочь несчастному велит.

LXXXIV

Получит в дар Итъе Маршан
Тетрадочку стихов моих
(Мой меч уже ему мной дан)
И пусть поет под лютню их.
Но я подруг его былых
В сем De profundis не назвал,
Чтоб злобой из-за вирш пустых
Он вдруг ко мне не воспылал.

Смерть, чем тебе я досадил?
Тебя не удовлетворило,
Что ты меня лишила милой,
А без нее мне жить нет сил,
И хочешь ты, чтоб я почил,
Как та, кого ты погубила,

Смерть.
С ней существом одним я был,
И коль она взята могилой,
Стать прахом время наступило
И мне, кто так тебе постыл,

Смерть.

LXXXV

Засим пускай метр Жан Корню,
Чьей окружен в тюрьме заботой
Бывал я много раз на дню,
В дар примет от меня с охотой
Сад Пьера Бобиньона, жмота,
Что мне его в аренду сдал,
Дабы ремонтные работы
Я за владельца выполнял.

LXXXVI

Сломал я там, забор чиня,
Стремянку и пилу с лопатой,
И кто возьмет после меня
В аренду сей надел проклятый,
Тот выругается трикраты
Да и повесится потом
На желобе, что кривовато
Приладил я над входом в дом.

LXXXVII

Засим я Пьеру Сент-Аману
С женой (грехи им Бог прости!),
Что к жалким побирушкам рьяно
Меня пытались отнести,
За «Мула» и «Коня» почти
Как равноценную замену
Осла и клячу привести
Попробую всенепременно.

LXXXVIII

Засим Дени Эслен. Ему
Тюржисом будет вручена
По завещанью моему
Бадья онисского вина,
Куда, чтоб этот муж спьяна
Чего-нибудь не натворил,
Вода подлита быть должна:
Хмель не таких еще губил.

LXXXIX

Засим Гийому Шаррюо
(Так адвокат мой наречен)
Свой меч отдам я — ведь его
Мне уж не вынуть из ножон.
Прибавлю сверх того дублон,
А мало будет крючкотвору —
Пусть с пустыря за Тамплем он
Попробует взимать поборы.

XC

Засим Фурнье, мой прокурор,
Зане вовек я не забуду,
Как он смягчал мой приговор,
В подарок примет ту посуду,
В которой нет нужды, покуда
На землю медлит ночь спуститься.
Мне без него пришлось бы худо.
Да, дело мастера боится.

ХСI

Засим пусть Жак Рагье получит
На Гревской площади «Братину»
И пьет, пока его не вспучит,
Но коль, войдя в загул бесчинно,
Отважится хоть грош единый
В «Сосновой шишке» просадить,
Узнает вскоре он, дубина,
Что без штанов ему ходить.

XCII

Засим не отпишу, Мерб¦ф
И Никола Лувье, я вам
Коров, волов или быков:
Они любезны пастухам,
А вы пристрастны к соколам —
Недаром у Машку вся птица,
Чуть появляетесь вы там,
К вам в лапы угодить страшится.

XCIII

Тюржису жажду передать
В уплату за его вино
Я право эшевеном стать.
Как парижанам всем, оно
Мне, парижанину, дано,
Хоть здешней речи чистоту
Утратил я, как ни смешно,
Из-за двух дам из Пуату.

XCIV

He женщины, а два брильянта,
В Сен-Женеру они живут
Близ Сен-Жюльена-де-Вувант, и
Уж лучше пусть меня убьют,
Чем недруги мои найдут
Из-за того, что я болтлив,
Путь в дом, где нежность и приют
Я обретал и был счастлив.

XCV

Засим, дабы сержант превотства
Метр Жан Рагье вплоть до кончины
Былое сохранял дородство,
Пусть от Байи фунт солонины
В день получает сей детина,
А жажду утолять бежит
Водою, что самопричинно
В фонтане Мобюэ журчит.

XCVI

Быть в свите Принца дураков
Мишо дю Фур назначен мной.
Он добрый малый, острослов,
Поет отменно «Ангел мой»,
Одна беда — болтун такой,
Что всякий после встречи с ним
Уходит с головой больной:
Язык его неукротим.

XCVII

Дени Рише и Жан Валлетт —
Вот те два городские стража,
Добрей и кротче коих нет,
За что на шляпы им прилажу
Мочалу я взамен плюмажа,
Чем окажу им честь, поскольку
Подобным образом уважу
Не всех сержантов — пеших только.

XCVIII

Засим вписать я в герб Перне,
То бишь Ублюдка де ла Барра
(Приличен с виду он вполне),
Велю костей фальшивых пару,
А коль он недостоин дара
И за игрою бзднет в испуге,
Я на него накличу кару —
Пусть лопнет в нужнике с натуги.

ХСIХ

Засим я бочара Шоле
Бондарство бросить заклинаю,
Затем что доля на земле
Ему назначена иная,
И я задире, это зная,
Клинок лионский завещал.
В пиле тому нужда какая,
Кто любит драку и скандал?

C

Приходит Жана Лу черед.
Ему решил я отписать
(Хоть, как Шоле, он часто врет
И любит ссоры затевать)
Собачку, коя воровать
Кур для него сумеет даже,
И плащ мой длинный, чтоб скрывать
Ее добычу после кражи.

СI

Засим дарю Маэ мешок
Коренья, собранного в чаще,
Чтоб приворотным зельем мог
Сей кат располагать почаще
И стал дубиной настоящей
Кол, коим пашет вместо плуга
Он женин сад плодоносящий
По долгу верного супруга.

CII

А капитан метр Жан Риу
Пусть головы шести волков
По завещанью моему
Получит для своих стрелков,
Хотя мой дар и не таков,
Чтобы в восторг его привесть,
Зане собаки мясников —
И те не станут это есть.

СIII

Да, волчье мясо — харч не сладкий,
И жрут его, как полагаю,
Лишь на войне, дрожа в палатке
Или в осаде голодая.
Но были все ж должны от стаи
Хотя б обрывки шкур остаться,
И я Риу напоминаю,
Что ими можно укрываться.

CIV

Засим в дар Робине Тракайлю,
Что стал богат, служа казне,
И всюду шастает, каналья,
Уж не пешком, а на коне,
Я миску отпишу, зане
Жаль денег на нее ему,
А без посуды не вполне
Удобно в новом жить дому.

Ной, патриарх, для нас лозу взрастивший,
И Лот, который с дочерьми блудил,
Кровосмешенье спьяну совершивши,
И ты, Архитриклин, что похвалил
Вино, в какое воду претворил
Сын Божий для гостей на свадьбе в дар,
Молитесь, чтобы в ад не ввержен был
Пьянчуга достославный Жан Котар.

С любым из нас тягаться мог почивший
Так много он и так прилежно пил.
Его никто на этом свете живший
По части винопийства не затмил.
Когда б хоть каплю наземь он пролил,
То счел бы это горшею из кар.
Так постарайтесь, чтобы в рай вступил
Пьянчуга достославный Жан Котар.

Как всякий, кружку пенного хвативший,
Он равновесье не всегда хранил
И, в хлев свиной однажды угодивши,
Об стену шишку на лоб посадил.
В любви к питью он образцом служил,
Равнялся на него и млад, и стар.
Да вознесется с миром к Богу Сил
Пьянчуга достославный Жан Котар.

Принц, где б покойный ни был, он вопил:
«Налейте! В глотке у меня пожар!»
Но жажду все ж вовек не утолил
Пьянчуга достославный Жан Котар.

CXVI

Засим желательно мне, чтобы
Стал юный Мерль моим менялой,
Но чтоб молва его до гроба
В нечестности не обвиняла
И всем давал он, как пристало,
За три флорина два дублона,
За малый ангел — полреала:
Не должен скряжничать влюбленный.

CXVII

Засим я сведал стороною,
Живя от мест родных вдали,
Что сироты мои — их трое —
И в разум и в года вошли.
Доселе с ними не могли
Их однокашники равняться;
Поэтому везде сочли,
Что с ними надобно считаться.

CXVIII

He худо б сорванцам и к Пьеру
Рише немного походить,
Да сложноват для них не в меру
Трактат Доната может быть.
К тому ж, коль им одно вдолбить:
«Солид любых солидней благ»,
Их больше нечему учить:
Вс¦ будут знать они и так.

СХIХ

Года учения, по мне,
Для них нет смысла продлевать.
Зачем им «Кредо» знать, зане
В кредит рискованно давать?
Но, чтобы их побаловать,
Свой плащ порву я на две части
И разрешу одну продать,
Понеже дети любят сласти.

CXX

Пусть также порют их, чтоб в грязь
Они лицом не ударяли —
Расхаживали избочась,
И шляпу набекрень сдвигали,
И кредиторов обрезали:
«Что? Я вам должен? Бред какой!»
И чтоб вокруг все понимали:
Вот люди крови голубой.

СХХI

Засим из двух своих писцов,
Красавцев, стройных, как сосна,
Но, к сожаленью, бедняков,
Которым толстая мошна
Сейчас всего первей нужна,
Я сделаю владельцев дома,
Права им передав сполна
На особняк Гельдри Гийома.

CXXII

Мне шалунов корить не след
За то, что кровь у них кипит, —
Ведь жизнь за тридцать — сорок лет
Обоих тоже охладит,
Но, как ни мил сейчас их вид,
Им порка требуется все ж.
Кто их щадит, тот им вредит:
Без розог в разум не войдешь.

СХХIII

Курс у меня они пройдут
В Коллеже восемнадцати,
Где много спать им не дадут —
Там лежебоки не в чести:
Кто приобык, с пелен почти,
Спать, как сурок, а не трудиться,
Тот к старости, как ни крути,
Сна из-за бедности лишится.

CXXIV

Ну, а покамест написал
Тому я, кто в коллеже главный,
Чтоб на хлеба ребят он взял
И за уши их драл исправно.
А спросит кто-нибудь злонравно,
Что мне до этих двух парней,
Отвечу так на выпад явный:
«Нет, я не знал их матерей».

CXXV

Засим сто су Мишо Кюль д’У
И вместе с ним Шарло Таранну,
А где уж деньги я найду —
Не важно: это с неба манна;
К. деньгам — сапожки из сафьяна,
За что обоих попрошу я
Не обходить вниманьем Жанну,
А сверх того еще другую.

CXXVI

Засим хозяину Гриньи
(Бисетром он уже владеет)
Я башню отдаю Бийи,
Где кровля с каждым днем дряхлеет,
Стенная кладка плесневеет
И нужно спешно все чинить,
О чем он пусть и порадеет,
Зане мне денег не добыть.

CXXVII

Засим пусть де ла Гарду… Кстати,
Как звать его — Тибо иль Жан,
И что могу ему отдать я
(Ведь он все спустит, если пьян, —
Такой уж у него изъян)?
«Бочонок», что ль? Нет, мне милее
Женевуа: он хоть болван,
Да во хмелю куда смирнее.

CXXVIII

Засим хочу, чтоб Базанье,
Мотен, Жан де Рюэль, Ронель,
Что дни в Шатле мрачили мне,
Опустошили свой кошель
И унесли с собой отсель
Мешок гвоздики в дар синьору,
Чья основная в жизни цель —
Служить святому Христофору.

СХХIХ

Его жене, что им добыта
В Сомюре на копье была,
Когда сей рыцарь именитый
Сшиб короля Рене с седла,
Без лишних слов затмит дела
Как Гектора, так и Троила,
Я шлю балладу, где хвала
Поется этой даме милой.

БАЛЛАДА ДЛЯ МОЛОДОЖЕНА РОБЕРА Д’ЭСТУТВИЛЯ,
ДАБЫ ОН ПОДНЕС ЕЕ СВОЕЙ СУПРУГЕ АМБРУАЗЕ ДЕ ЛОРЕ

Алеет небо, начался восход,
Мчит сокол к тучам, ходит там кругами,
Без промаха голубку сверху бьет,
Рвануться прочь ей не дает когтями.
Удел такой же нам назначен с вами
Амуром, что дарит блаженство людям,
Задетым хоть слегка его стрелами,
А потому всегда мы вместе будем.

Душа моя да не перестает
Единой целью жить — служеньем даме.
Любовь к ней лавром мне чело увьет,
Оливковыми оплетет ветвями
Ревнивый ум, и сделать нас врагами
Ему уж не удастся, и орудьем
Сближения он станет меж сердцами,
А потому всегда мы вместе будем.

В смертельной смеси ртути с мышьяком,
В селитре, в кислоте неразведенной,
В свинце, кипящем в чугуне большом,
В дурманящем настое белладонны,
В кровях жидовки, к блудодейству склонной,
В отжимках из застиранных штанов,
В соскребках с грязных ног и башмаков,
В поганой слизи ядовитых тварей,
В моче лисиц, волков и барсуков
Пусть языки завистливые сварят.

В мозгах кота, что ест —и то с трудом,
По старости давно зубов лишенный,
В слюне, что бешеным излита псом,
Иль в пене с морды клячи запаленной,
Иль в жиже из болотины зловонной,
Где не сочтешь пиявок, комаров,
Лягушек, жаб и водяных клопов,
Где крысы пьют, где бедный скот мытарят
Пронзительные жала оводов,
Пусть языки завистливые сварят.

В гнилой крови, цирюльничьим ножом
В прилив при полнолунье отворенной,
Что высыхает в миске под окном
И кажется то черной, то зеленой,
В ошметках плоти, катом изъязвленной,
В вонючих выделеньях гнойников,
В остатках содержимого тазов,
Где площиц, подмываясь, девки шпарят,
Как знает завсегдатай бардаков,
Пусть языки завистливые сварят.

Принц, для столь важной цели из портков
Пяток-другой пахучих катышков
Добыть не поскупится даже скаред,
Но прежде в кале хрюшек и хряков
Пусть языки завистливые сварят.

CXXXII

Засим Андре Куро я шлю
Свой «Спор с Гонтье» — тут спорить

можно:
Ведь пререканий не люблю
Я лишь с особою вельможной,
Зане тягаться безнадежно
С тем, кто его куда сильней,
Не должен человек ничтожный,
Как рек мудрейший из людей.

СХХХIII

Хоть мне смешно Гонтье бояться
Он, как и я, бедняк простой,
С ним вынужден я препираться,
Поскольку он передо мной
Своей кичится нищетой
И все, что кажется мне горем,
Считает радостью большой.
Кто прав из нас? Ну, что ж,
поспорим.

Можно ли оспорить завещание в 2021 году

Хотя сверх меры, как известно,
Словоохотливы тосканки
И сильный пол дивят всеместно
Болтливостью венецианки,
Пьемонтки, неаполитанки,
Ломбардки, римлянки, то бишь
Любой породы итальянки,
Всех на язык бойчей Париж.

Уменьем лгать в глаза бесчестно
Ошеломляют нас цыганки;
Искусницами в пре словесной
Слывут венгерки, кастильянки,
Да и другие христианки,
Но с кем из них ни говоришь
И в трезвом виде, и по пьянке,
Всех на язык бойчей Париж.

Везде стяжают отзыв лестный
Бретонки, немки, англичанки,
Но их считать отнюдь невместно
Ровн¦й парижской горожанке.
Не след гасконке иль шампанке
Тягаться с нею, иль, глядишь,
Им худо выйдет в перебранке:
Всех на язык бойчей Париж.

Принц, красноречье парижанки
Так велико, что не сравнишь
С ним говорливость чужестранки:
Всех на язык бойчей Париж.

CXXXV

К дверям монастыря иль храма,
Когда там, платье подтыкая,
Кружком садятся наши дамы,
Приди и убедись: любая,
О чем угодно рассуждая,
Так выражается порой,
Что думаешь ты, ей внимая:
Макробий, что ль, она второй?

CXXXVI

Засим обители старинной,
Что на Монмартре, я готов
Отдать Мон-Валерьен пустынный,
Наиближайший из холмов,
И отпущение грехов,
Мной привезенное из Рима:
Хочу, чтоб потянулись вновь
К ней все, кто днесь проходит мимо.

CXXXVII

Засим я завещаю, чтобы
Служанки и лакеи впредь
Без робости в свою утробу
Хозяйскую сгружали снедь
И по ночам дерзали петь
И пить, а после на перинах
Своих хозяев всласть пыхтеть,
Играя в зверя о двух спинах.

CXXXVIII

Засим не дам я ни шиша
Девицам, чья родня богата,
Но отпишу вс¦ до гроша
Служанкам бедным, что за плату
Корпят с восхода до заката.
Помочь я и бедняжкам рад,
Что добывать свой хлеб проклятый
Должны у монастырских врат.

СХХХIХ

Монахам что! Они жирны,
А девки босы и раздеты,
Измождены и голодны,
Так что греха большого нету,
Коль Изабо или Перретта
Любому отвечает: «Да»,
И адом их карать за это
Господь не станет никогда.

CXL

Засим настал черед Марго,
Пресоблазнительной толстухи.
Вовек, клянусь brulare bigod,
Честнее не встречал я шлюхи.
Жить с ней, когда мы оба в духе,
Нет большей для меня отрады.
Кто встретится моей присухе,
Пусть ей прочтет сию балладу.

Завещаю вообще никому не оплакивать меня

Николай Васильевич Гоголь — русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, признанный классик русской литературы. Самое емкое определение его роли в русской литературе приписывается Ф.М. Достоевскому: «Мы все вышли из гоголевской «Шинели».

Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь мою последнюю волю.

1. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться… Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности.

Предать же тело мое земле, не разбирая места, где лежать ему, ничего не связывать с оставшимся прахом; стыдно тому, кто привлечется каким-нибудь вниманием к гниющей персти, которая уже не моя: он поклонится червям, ее грызущим; прошу лучше помолиться покрепче о душе моей, а вместо всяких погребальных почестей угостить от меня простым обедом нескольких не имущих насущного хлеба.

  • объекты недвижимости;
  • финансовые средства;
  • инвестиционные выплаты;
  • коммерческая собственность;
  • движимое имущество;
  • интеллектуальная собственность.

Наследник не только принимает имущество и финансовые средства, но и кредиты в банках, рассрочки, долги, займы у частных лиц.

Наследодатель

  1. Отец, мать, супруг, сын, дочь, внуки*.
  2. Дедушки, бабушки, брат, сестра, племянник*, племянница*.
  3. Дядя, тётя, двоюродные брат* и сестра*.
  4. Прадедушка, прабабушка.
  5. Двоюродные дедушка и бабушка, двоюродные внук и внучка.
  6. Двоюродные дядя и тётя, двоюродные племянники и племянницы, двоюродные правнуки и правнучки.
  7. Пасынки и падчерицы, отчим и мачеха.

*При условии, что их родитель по линии наследодателя умер ранее наследодателя.

Наш пример

После смерти наследодателя у него остался пасынок и двоюродная сестра. По закону всё имущество отойдёт сестре, так как она – наследник третьей очереди. Если пасынок был бы официально усыновлён, то приравнивался бы к родному ребёнку и имел право на выделение доли как наследник первой очереди.

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Завещание Соломона

Переход права собственности

Наследник вступает в права собственности по истечении 6 месяцев после смерти наследодателя

Одариваемый приобретает имущество сразу после оформления документа.

Изменение текста

Можно в любое время переписать текст, изменить наследников и их доли или вообще всё аннулировать.

Аннулировать процедуру дарения крайне сложно. Это возможно только через суд при наличии веских аргументов (недееспособность дарящего или совершение сделки под давлением).

Сколько сторон

При составлении документа присутствие будущих наследников не требуется.

Обязательно присутствие всех сторон. Дарить можно только при жизни.

Особенности оформления

Обязательно оформление у нотариуса.

Можно не заверять у нотариуса, так как документ регистрируется в госорганах. Если его не зарегистрировать в Госреестре, то бумага будет признана недействительной.

Кто может обжаловать через суд

Стороны сделки и лица, интересы которых были нарушены при её совершении.

Родственники, если они лишены наследства или их доля уменьшилась вследствие совершения завещания.

По общему правилу наследники должны принять наследство в течение шести месяцев со дня его открытия. Возникает вопрос: что делать человеку, который пропустил это срок? Есть два варианта действий.

1. Обратиться в суд. Если наследник:

  • не знал об открытии наследства;
  • пропустил срок по уважительной причине;
  • пропустил суд в течение шести месяцев после того, как причины пропуска пропали.

2. Согласие остальных собственников.

Все принявшие наследство дают письменное согласие, чтобы ещё один человек стал наследником.

И такое тоже случается. Обычно это происходят в семьях, где есть предварительная договорённость.

Наш пример

В качестве наследства осталась доля в квартире, в которой проживает супруга завещателя, но есть ещё сын – наследник первой очереди. Завещание отсутствует. Сын отказывается от своей доли в пользу матери. Кстати, передумать нельзя, если решение принято и бумаги подписаны, то решение обратной силы не имеет.

Недопустим отказ в пользу других лиц, если:

  1. наследник хочет отказаться от наследства в пользу лица, которого официально признали недостойным наследником;
  2. несовершеннолетний и недееспособный наследник хочет отказаться от обязательной доли без согласия органов опеки;
  3. наследник хочет оформить отказ от обязательной доли в пользу определённого лица;
  4. человек получает наследство по завещанию и хочет отказаться в пользу другого лица. Речь идёт о ситуации, когда наследодатель заранее указал других претендентов, которым должно перейти имущество при отказе основного наследника.

Способы отказа

Подать заявление нотариусу можно:

  • лично;
  • по почте;
  • через представителя.
  • Авторам
  • Вопросы и ответы
  • Конкурсы
  • Экспертный совет
  • Бонусная программа
  • Электронные документы
  • Печатные документы

Моё завещание. Глава 1. «Неделя»

В этот день с самого утра, как только встало солнце, девятнадцатый квартал был запружен громадной толпой. В публике царило теперь не меньшее возбуждение, чем тогда, когда бесконечная процессия сопровождала Вильяма Дж. Гиппербона к его последнему жилищу. Тысяча триста поездов, обслуживающих Чикаго, уже накануне доставили в город несколько тысяч приезжих. Погода обещала быть превосходной. Свежий утренний ветер очистил небеса от ночных испарений, и солнце плавно подымалось на далеком горизонте над озером Мичиганом, воды которого, ударяясь о берег, слегка волновались. Шумные мессы публики двигались по Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, направляясь к колоссальному зданию. На одной стороне его возвышалась четырехугольная башня вышиной в триста десять футов.

Список гостиниц в Чикаго очень длинен. Приезжий может всегда выбрать себе какую-нибудь по своему вкусу. К тому же, куда бы городские кэбмены, которым платят по двадцать пять центов за милю, его ни повезли, он нигде не рискует остаться без комнаты, за которую берут по два и по три доллара в день. Но с точки зрения удобств и быстроты обслуживания, — причем каждому путешественнику предосталяется жить на американский или европейский лад, безразлично, — ни один из этих отелей не может сравниться с Аудиториумом, этим громадным десятиэтажным караван-сараем, помещающимся на углу Конгресс-стрит и Мичиган-авеню, против самого Лейк-Парка.

Это громадное здание может приютить несколько тысяч путешественников; в нем имеется театр достаточных размеров, чтобы вместить восемь тысяч зрителей. В утро, о котором идет речь, публики в театре набралось более, чем когда-либо. Сбор никогда еще не доходил до такой цифры. Это потому, что нотариус Торнброк, который устроил такой удачный аукцион из фамилий шести избранников, на этот раз предложил организовать платные места всем желающим присутствовать на чтении завещания в зале театра Аудиториум. Это дало возможность собрать для бедных около десяти тысяч долларов, которые должны были быть распределены между больницей «Алексиан-Брозерс» и детской больницей «Морис Партер Мемориал».

Как же было не поспешить сюда всем любопытным города и не заполнить каждый уголок огромного зала? На эстраде находились мэр города и весь муниципалитет; позади них — члены Клуба Чудаков, с председателем Хигтинботамом, а несколько впереди них сидели шесть избранников, размещенные по одной линии около самой рампы, причем каждый из них сидел в позе, которая наиболее соответствовала его общественному положению.

Лисси Вэг, смущенная необходимостью быть выставленной напоказ многотысячной публике, сидела в кресле, видимо сконфуженная, низко опустив голову.

Гарри Т. Кембэл сидел с довольным, сияющим лицом, раскланиваясь направо и налево со своими товарищами-журналистами, сотрудниками многочисленных издательств самых разнообразных «окрасок».

Командор Уррикан свирепо вращал глазами, видимо готовый завести спор с каждым, кто осмелится взглянуть ему в лицо.

Макс Реаль беспечно наблюдал за этой жужжащей толпой, снедаемой любопытством, которого он личцо почти не разделял, и — нужно ли говорить? — часто взглядывал на сидевшую так близко от него прелестную молодую девушку, смущение V которой его живо заинтересовало.

Герман Титбюри мысленно подводил итог собранным суммам за входные билеты и думал о полученной цифре, как о капле воды среди миллионов будущего наследства.

Том Крабб, сидевший не в кресле, так как оно не могло бы вместить его колоссальное туловище, а на широком диване, ножки которого гнулись под его тяжестью, видимо не понимал, почему он здесь очутился.

Нечего говорить, что непосредственно позади шести избранников, в первом ряду зрителей, находились антрепренер Крабба Джон Мильнер, мисс Кэт Титбюри, делавшая своему мужу какие-то совсем непонятные знаки, и подвижная, нервная Джовита Фолей, без которой Лисси Вэг никогда не согласилась бы появиться перед устрашавшей ее публикой. Дальше, в глубине громадной залы, в местах амфитеатра, на самых отдаленных ступеньках, во всех углах, где только мог поместиться человек, во всех отверстиях., где могла просунуться человеческая голова, виднелись мужчины, женщины и дети, принадлежавшие к различным классам общества, все, кто был в состоянии оплатить свои входные билеты.

А за стенами здания, вдоль Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, в окнах домов, на балконах гостиниц, на тротуарах, на мостовых, где было приостановлено движение экипажей, стояла толпа, не менее шумная, чем Миссисипи во время ее разлива, и волны этой толпы далеко переходили за границы квартала.

В этот день, по сделанному подсчету, Чикаго принял в свои стены пятьдесят тысяч приезжих, посторонних, явившихся как из различных пунктов штата Иллинойс, так и из смежных с ним штатов, а также из Нью-Йорка, Пенсильвании, Огайо и Мэна. Шум и гул голосов все усиливались; они носились над всей этой частью города, наполняли весь Лейк-Парк и терялись в залитых солнцем водах Мичигана.

Часы начали отбивать двенадцать. Громкий вздох вырвался из груди присутствующих.

Нотариус Торнброк встал со своего места, и этот раздавшийся в театральном зале вздох, подобный сильному порыву ветра, проник через окна здания и донесся до толпы, запрудившей ближайшие улицы.

И тотчас же вслед за тем наступила тишина, глубокая, взволнованная тишина, подобная той, какая бывает в промежутке между блеском молнии и раскатом грома, когда вдруг становится тяжело дышать.

Нотариус Торнброк, стоя у стола, занимавшего центр эстрады, скрестив руки на груди, с сосредоточенным лицом ждал, когда замрет последний звук последне��о, двенадцатого удара часов.

Проснулась я в восемь утра по местному времени в совершенно разбитом состоянии. Приподнялась на постели. За окном который день был промозглый сумрак и ни малейших признаков солнечного света.

Что поделать, поздняя осень…

Я вылезла из постели, взяла сигареты и, хромая, вышла на балкон, чтобы покурить и немного придти в себя. Слава богу, сегодня суббота, и на работу спешить не надо.

За окном открылась панорама города. С высоты двадцать второго этажа я увидела парк с облетевшими деревьями, скамейками и скульптурой, за парком – знакомый супермаркет, возле которого проступало пятнышко трамвайной остановки. Из-за супермаркета выглядывала величественная башня с неправильно идущими часами. Весь пейзаж был отчетливо виден. Куда же он девается вечером?

Словно его сжирает наползающий мрак?..

Внезапно меня охватило необъяснимое тягостное чувство. Захотелось одеться, взять все свои вещи и бежать отсюда куда глаза глядят.

Я вынула из пачки вторую сигарету. Щемящая тоска неодолимой силы, будто клещами, сжала сердце. Что-то из самой глубины души с надрывом кричало:

Не могу здесь больше. Не могу!

Вспомнились подробности вчерашнего вечера. Шум леса, дурманящие запахи трав, скрип моста, влажный речной воздух, и — страх, приковавший к месту, ужас, проросший в самое сердце.

Сквозь тяжелую, тревожную, мучительную тоску изо всех сил продирался голос разума.

С чего все началось? Кажется, со скрипа кресла? А как же ему не скрипеть, когда ему почти сто лет?

А жуткий шум леса?..

А ты вспомни, сколько в тебе сидело к тому времени? Помнишь, как в песенке поется: «Выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове…»

А удушливые запахи?

Милая моя, а ты бы не курила по пачке в день, глядишь, и запахи перестали бы душить…

А отец?..

Внутренний голос только посмеялся надо мной.

Это все твое пьяное воображение, дорогая фройлейн. А пропусти ты еще рюмочку, отец не только прогулялся бы по мосту, а сошел бы с картины и посидел с тобой у камина…

Голос меня как будто убедил; он умел все так просто объяснить!

Но, несмотря на это, заходить в гостиную почему-то чертовски не хотелось. Хотя надо бы подмести осколки и вытереть кровь с пола…

Я уберу в гостиной…

попозже

…и больше туда ни ногой!

Это обещание выглядело двусмысленно.

Я пошевелила порезанной ступней.

Если ранят тебя сильно, себе рану первяжи, — вспомнилась песня гражданской войны.

Безуспешно обшарив в поисках аптечки обе спальни и ванную, я заковыляла по лестнице вниз. Спустившись, поразмыслила: где бы она могла быть?

На первом этаже царили покой и умиротворение.

С замиранием сердца я взглянула на дверь гостиной.

Дверь поманила войти.

Нет!..

Я сделала шаг.

Нет, нет!

Я отчаянно затрясла головой и, волоча за собой ногу, попятилась в сторону отцовского кабинета.

Может, там найдется хотя бы пузырек йода или кусочек пластыря?..

Приоткрыв дверь, я заглянула в пустую комнату, озираясь по сторонам, потом вошла и притворила за собой дверь.

Мне показалось, что в кабинете как будто накурено; чтобы удостовериться, я втянула носом воздух. Точно, накурено!

Я вчера, конечно, переборщила с курением, но ведь я курила в гостиной…

И запах какой-то особенный; не такой, как от моих дешевых сигарет, а ароматный, с привкусом ванили.

Это-то как объяснить?!

Внутренний голос молчал.

Я почувствовала, что на меня опять начало накатывать желание уйти отсюда навсегда.

Сейчас я только обработаю ногу, созвонюсь с подружками и свалю отсюда до вечера.

Опять обрастая только что с таким трудом изгнанной тревогой, я начала рыться в шкафу, но там не было никаких шкатулок или коробочек с лекарствами,

а если бы и были, лекарствам было бы уже лет десять.

Бинт и пластырь, правда, не имеют срока годности.

Перебирая старые журналы, я из любопытства открыла один из них. Полистала. Журнал представлял собой сборник научных статей, выпускаемый Академией наук в советские годы.

Может, тут есть и изыскания моего отца, которому не стоится спокойно в портрете?

И тут же, перевернув страницу, я увидела его статью. Судя по сложному названию, она была посвящена средневековой схоластике. Схоластика находилась вне моей компетенции, поэтому оценить, насколько глубоки познания отца, я не могла. Но зато я прочитала предшествующую статье краткую биографию автора.

«Краузенштайн Вильгельм Карлович – молодой, но необычайно талантливый ученый, кандидат наук, доцент кафедры философии института славянской письменности и литературы…»

В этом институте училась моя мама!

Далее перечислялись его научные работы, сообщалось, что он внес существенный вклад в изучение и осмысление различных аспектов… и.т.д.

Очнулась я там же, на каменных ступенях. С первого этажа, через окно под лестницей, проникал слабый свет. Наверно, уже утро. Голова ужасно болела; тело ныло так, будто из него всю ночь вытрясали внутренности. Кряхтя, как древняя старуха, я поднялась и, шатаясь, побрела в спальню. На улице стояла прежняя беспросветная хмурь. Я опустилась на застеленную простыней из настоящего китайского шелка кровать, но даже не обратила внимания на ее струящуюся легкость. В голове роились обрывки мыслей. С трудом собрав их воедино, я начала укладывать свои нехитрые пожитки в пластиковый челночный баул.

Но неожиданно прервала свое занятие. Обида змеей душила меня. Я что, душевнобольная? Нет.

Нет?..

На старой квартире у меня никогда не было ни видений, ни галлюцинаций; ничего не казалось и не мерещилось. А тут…

Я отставила баул в сторону. Осмотрела просторную, уютную спальню. Коснулась взглядом полупрозрачных шелковых штор. Потом встала и вышла с сигаретой на балкон. Промозглый воздух вмиг выветрил утреннее сонное тепло, лицо облепила октябрьская свежесть. Разбросанные мысли приобрели четкость.

Я вспомнила всю свою жизнь, с самого детства. Мы с мамой всегда жили очень скромно, а бывали времена, когда и просто сидели без копейки. Мама работала учительницей русского языка и литературы в школе. Дачи у нас не было, богатых родственников – тоже. Никаких новомодных нарядов, дорогих телефонов, украшений и прочего я никогда не имела, несмотря на то, что мама работала на полутора ставках. Мой богатый папа-академик никогда о нас не вспоминал. А ведь, как выяснилось, прекрасно знал о нашем и, в частности, моем существовании! И вот теперь, когда справедливость, наконец, восторжествовала, и я получила причитающееся мне по закону, я собираюсь отказаться от наследства? И опять топать на работу в ботинках, которые ношу четвертый год и фиолетовой куртке с искусственным мехом, купленной в магазине «Дешево и сердито»? Из-за чего?! Из-за какого-то дурацкого куска холста? Да я сейчас же вышвырну его с двадцать второго этажа, а Корсакову объявлю, мол, забыла запереть дверь и меня обокрали. На нет и суда нет!

Охваченная решимостью, ловко таща за собой больную ногу, я влетела в гостиную и, не глядя на портрет, сорвала его со стены и побежала назад в спальню.

Мне показалось, что портрет извивается в моих руках. Ну что ж, пусть корчится! Я распахнула окна балкона и глянула вниз. Никого. В следующую секунду портрет отца полетел вниз с головокружительной высоты. Я проводила его взглядом. Когда он, на глазах уменьшаясь до крошечного пятнышка, долетел до земли, донесся еле слышный треск.

Вот и чудненько. Вот и слава Богу!

В ту же секунду возникло ощущение невероятного облегчения. Я наконец-то вздохнула полной грудью. Тяжесть, много дней сковывавшая душу, куда-то ушла.

Мне захотелось петь и парить от радости. Как на крыльях, я слетела вниз, на кухню, и весело принялась готовить гренки и кофе. Мне даже показалось, что на улице чуть просветлело. Решено – после завтрака отправлюсь гулять!

Пока варился кофе, я не спеша опять заглянула в гостиную. Место возле часов непривычно пустовало. Однако атмосфера комнаты все еще оставалась какой-то угнетающей. Пользуясь моментом, я, наконец, собрала осколки вместе с рюмкой и вымыла пол.

Во всем теле чувствовались бодрость и прилив сил.

Позавтракав, я облачилась все в ту же фиолетовую куртку, джинсы и ботинки и, весело напевая, вышла из дома. Обошла дом кругом.

Портрета нигде не было.

Тем лучше.

Вопреки ожиданиям, на проспекте стояла все та же пасмурная и сырая погода. По тротуару по-прежнему беззвучно брели бестелесные тени людей в темных одеждах, по дороге бесшумно катились очень дорогие машины, время от времени перемежаясь с трамваями и такси.

Ясно слыша неестественно громкий стук собственных шагов, я двинулась в сторону супермаркета. Куплю, пожалуй, еще бинт да йод, пусть выдадут мне чешский абсент! Поднимем бокалы за мое наследство!

Я пребывала в какой-то безумной эйфории.

В приподнятом настроении зашла в магазин и потребовала подать бинт и йод, приготовив тридцать восемь рублей.

Продавщица удивленно подняла на меня глаза.

— Бинт и йод продаются в аптеке.

Видя мое недоумение, она пояснила:

— Выйдете на улицу, пройдете за трамвайную остановку, через книжный магазин и конфетную фабрику, и на самом углу, у стадиона – аптека.

— А как же акция – купившему бинт и йод – чешский абсент?..

— Какая акция? У нас не продаются медикаменты, — повторила она.

Ничего не понимая, я вышла и начала спускаться вниз по улице.

Внутри опять поселилось неясное сомнение.

Я шла вперед, без особого интереса разглядывая попадающиеся на пути здания. Несмотря на то, что я обитала на Проспекте Касаткина уже несколько дней, дальше магазина и остановки ни разу не заходила.

Но, как оказалось, улица там не кончалась, напротив, она вилась длинной лентой, сужающейся лишь на горизонте. На пути мне, действительно, попались небольшой книжный магазин под коричневым шатром, конфетная фабрика с нарисованными на вывеске большими конфетами и, наконец, аптека. Дальше улица спускалась с горки вниз, а с правой стороны появился большой стадион без названия. В аптеку заходить я не стала, а сразу свернула к стадиону. Выглядел он очень значительно.

Я вошла в прихожую и села прямо на пол, перед огромным, в человеческий рост, зеркалом в черной прямоугольной раме. Посмотрелась в него.

Интересно, оно показывает все так, как есть? Ничего не приукрашивает и не уродует?

Я увидела свое похудевшее лицо с темными кругами под глазами. Да. Недешево дается мне возможность обладания семикомнатной квартирой в центре.

Семикомнатной? Я что-то не могу припомнить седьмой комнаты, их только шесть. Может, прихожая тоже считается комнатой? Она такая огромная… Впрочем, мне хватило бы одной спальни.

Хотя какая теперь разница?

Мне хватило бы одной спальни, если бы эта квартира не вытягивала душу из тела.

А точно ли она в центре? Об этом центре вообще никто слыхом не слыхивал. А Света что-то болтала про какой-то мост…

Я сделала вывод, что вообще не знаю, где нахожусь.

Мне не нужна эта квартира. Мне здесь плохо. Она сосет из меня жизнь.

Тяжелым шагом, не раздеваясь – к чему раздеваться?.. – я поднялась в спальню. Раскрытый, наполовину собранный баул стоял посреди комнаты. Я стала кидать туда оставшиеся вещи. Сейчас возьму его, выйду из дома и пойду на остановку. Еще немного, на грани последней надежды, подожду трамвай. А если он не придет, поймаю такси – они время от времени курсируют вдоль дороги. Собравшись, я потащила баул по лестнице. Приволокла его к двери. В последний раз окинула взглядом квартиру – просторную прихожую, массивные двери, ведущие в комнаты, и лестницу.

Прощай, наследство!

Зря я выкинула папу с балкона. Висел бы себе на стене в гостиной…

Держа баул в одной руке, другой я взялась за ручку двери, но неожиданно она распахнулась снаружи, и от неожиданного толчка я отлетела в сторону.

За дверью стоял Павел Иванович Корсаков.

— Извините, что без приглашения, — учтиво произнес он, протискиваясь в дверь, загороженную баулом, — но дела прежде всего.

По квартире моментально разнесся пряный запах его одеколона.

Невзирая на меня, сидящую на паркете посреди прихожей, он чинно прошел к вешалке, снял головной убор и повесил его на оленьи рога.

Плащ, как и в первое свое посещение, снимать не стал.

— Мерзну все время, — ответил он на мой невысказанный вопрос, — позволите?..

Вот черт его принес!..

Он исподлобья взглянул на меня.

— Вы не пробовали следить за своими мыслями, фройлейн Марта? – со скрытой злобой спросил он, — мысль способна созидать и разрушать.

Но мне было не до его философских взглядов.

Я во все глаза уставилась на большой плоский предмет, который он держал подмышкой.

ЭТО БЫЛ ПОРТРЕТ МОЕГО ОТЦА!

Он меж тем мягко продолжал:

— Давайте-ка пройдем в гостиную и поговорим.

Я, не произнося ни слова, медленно поднялась с пола, отодвинула в сторону баул и заперла дверь.

— Давайте вашу куртку, дражайшая фройлейн, — добродушно завел Корсаков, — вы уж, поди, отвыкли от должного обращения? Скажите, когда за вами в последний раз ухаживал мужчина?..

И впрямь, не припомню, когда мужчина именно «ухаживал».

Зато прекрасно помню, когда мужчина, развалившись на диване с пультом от телевизора, требовал немедленно откупорить ему пиво.

Я сняла куртку и сунула ему.

— А все потому, что нынешнее поколение… А-а! – вдруг заверещал он, и куртка полетела на пол.

— Что это с вами? – очнулась я от ступора.

Он затряс рукой, время от времени дуя на нее.

Я, ничего не понимая, воззрилась на него.

— Ну что стоишь, как истукан?! Поднимай свое барахло и встречай гостя! – прошипел он, не переставая дуть на руку.

Я подняла куртку с пола и молча повесила на вешалку, покосившись на портрет.

— Удивляюсь вам, Марта Вильгельмовна… — вернулся опять к высокому стилю непрошеный гость по пути в гостиную.

Меня вдруг впервые покоробило это обращение.

— Называйте меня просто Марта.

— Вас это раздражает?

Я не знала, что ему ответить.

— Сделайте исключение ради меня. Позвольте вас так называть.

Ладно, черт с ним, пусть называет, как хочет. Сейчас он выскажется и пускай катится ко всем…

Я не успела закончить мысль; к горлу вдруг подкатил ком, и я чуть не выплеснула последнее слово вместе с блевотиной, хлынувшей из меня потоком.

— Ай-ай-ай! А я ведь предупреждал: следите за своими мыслями!

С этими словами Корсаков степенно прошел в гостиную. Пока я возилась с ведром и тряпкой, вытирая рвоту, он произвел там необходимые манипуляции, и когда я появилась на пороге, сразу увидела портрет отца.

Он висел на своем законном месте. НА НЕМ НЕ БЫЛО НИ ЦАРАПИНЫ.

Я невольно обратила внимание на часы – они показывали без десяти девять.

Чего он приперся на ночь глядя?..

— Не угостите ли чаем? – вопросил адвокат, извлекая из вновь неизвестно откуда появившегося портфеля печенье и пирожные.

— Я ужинаю на кухне.

Утром я первым делом позвонила главному редактору Андрею Даниловичу Булатову и, сославшись на неотложный визит к стоматологу по причине острой зубной боли, отпросилась с работы на два часа.

После чего сайгаком поскакала вниз по лестнице — мне не терпелось поскорее взять ключ и бежать в банк Фридриха Якобса за драгоценностями.

В кабинете я вновь явственно ощутила запах ванильных сигарет. Он был некрепкий, едва уловимый. Все-таки, откуда он здесь? Может, он доносится из соседней квартиры? Нет ли здесь какого-нибудь отверстия? Я внимательно осмотрела стены. На первый взгляд ничего такого не было.

Так и не найдя объяснения странному явлению, я открыла верхний правый ящик стола. Ключ от банковской ячейки нашелся сразу: он лежал на самом виду и представлял собой небольшую прямоугольную пластину с зазубринами. Я никогда бы не догадалась, что это и есть ключ, если бы к нему не была прикреплена металлическая бирка с оттиском «Банк Фридриха Якобса». Рядом лежала вполне обычная банковская сберкнижка.

Быстрым движением сунув пластину и книжку в карман, я накинула куртку и отправилась в банк.

Служащий банка, нелюдимый коротышка в возрасте, увидав протянутые ему предметы банковского обихода, спросил мое имя и, сверившись с какой-то толстой книгой, спросил:

— Желаете снять средства?

Получив в ответ утвердительный кивок, он уточнил:

— Какую сумму?

От волнения у меня пересохло в горле.

— Я желала бы снять все.

Это решение я приняла внезапно. И тут же сама удивилась: зачем мне снимать все? Тратить деньги я не собиралась, да и не знала, на что можно потратить такую огромную сумму. Я хотела взять лишь небольшую часть – евро шестьсот, чтобы купить нарядное платье, туфли и сумку к юбилею и оставить немного на мелкие расходы.

Но неожиданно для самой себя сказав «Я хочу снять все», я не стала менять решения. Все – значит, все.

На лице коротышки отразилось легкое удивление, но он никак его не прокомментировал, а, взяв калькулятор, стал что-то подсчитывать. Закончив же подсчеты, поднял на меня глаза и сообщил:

— Сумма на вашем банковском счете составляет один миллион девятьсот девяносто две тысячи евро десять центов.

— Десять центов можете оставить себе, — великодушно разрешила я.

Ничего не ответив, он удалился в другую комнату, и мне пришлось ждать достаточно долго, пока, наконец, он появился с увесистым пластиковым пакетом. Подойдя к стойке, служащий начал выкладывать из него тугие пачки банкнот.

Я в свою очередь принялась немедленно перекладывать их в предусмотрительно захваченную с собой глубокую сумку. После завершения процедуры упаковывания денег служащий объявил:

— Ваш банковский счет закрыт. Распишитесь, пожалуйста, в получении средств. Что-нибудь еще?

— Я хотела бы забрать содержимое сейфа, — объявила я, подписав бумаги.

Коротышка кивнул, увлекая меня за собой, и мы молча прошествовали в большое закрытое помещение, где не было окон, а все пространство сверху донизу было заполнено рядами ячеек. Доставив клиента по назначению, служащий вышел, оставив меня в одиночестве.

Я окинула взглядом бесконечные ряды и, выбрав нужное направление, медленно приблизилась к ячейке 969. Это был номер, выбитый на пластине.

Вставив ключ в узкое отверстие и отворив железную дверцу, я с невольным трепетом заглянула в темноту сейфа. У самой стены стоял небольшой тяжелый ларец из темного металла.

Отправив ларец в сумку вслед за деньгами, я захлопнула дверцу, вынула ключ и пошла к выходу. Сейчас вернусь домой и все как следует рассмотрю.

В ответ на мое «До свиданья!» коротышка только кивнул, не отрываясь от своих записей.

Летящей походкой – нога уже почти зажила – я зашагала назад. Последние несколько метров я чуть ли не бежала – так велико было нетерпение. Вбежав в прихожую, я сняла тесные ботинки – один из них при этом отлетел в сторону – и, не раздеваясь, помчалась вверх по лестнице.

Достигнув спальни, я с разбегу плюхнулась на кровать и рядом вывалила содержимое сумки. В ворохе пачек евро выкатился тяжелый ларец.

Я взяла его в руки и с замиранием сердца открыла крышку.

Драгоценностей было немного. Но это были поистине бесценные украшения. Все изделия были необыкновенной красоты и мастерства. В живых камнях играл свет, и обрамлены они были в чистое, как говорили в старину, червонное золото самой высокой пробы.

Я высыпала украшения на шелковую простыню и принялась с восторгом их рассматривать. Первым в руки мне попало колье из крупных голубых топазов. Топазы сияли мягким и теплым светом, переливаясь яркими гранями. К колье прилагались такие же прекрасные серьги и кольцо. Следующим я рассмотрела изящный браслет с изумрудами. Он был настолько великолепен, что у меня захватило дух. Изумруды были чистейшей воды, как на подбор, их лучистый зеленый свет приковывал взгляд. Браслет я перебирала в руке несколько минут, и не могла оторваться.

Читать книгу «Завещание» онлайн

В редакции я появилась ровно в одиннадцать. Коробочка с кольцом и серьгами прямо-таки прожигала карман. Я краем глаза посмотрела на Мигунову, стараясь не выдать своего внутреннего ликования.

Провокаторшу я застала за важным занятием – она красила губы. Вернее, место, где они должны были бы располагаться, если бы имелись.

Сейчас ты выставишь кеды, моя дорогая!

Внутри все клокотало от переизбытка эмоций.

Похоже, Мигунова с нетерпением ждала моего появления.

— Опаздываем? – прильнув крошечным личиком, похожим на мордочку уссурийского енота, к карманному зеркальцу, поинтересовалась она с ехидством.

— Нам можно, – в тон ей ответила я, пробираясь к своему столу, — нам простят. Нас ценят.

— По ювелирным, наверно, бегала? Колечко антикварное искала, чтобы пыль в глаза пустить? – произнесла змея, продолжая изводить помаду на безгубый рот.

В принципе, она недалека от истины.

— Даже если и найдешь, тебе всех денег не хватит, чтобы такое купить.

А вот тут ты ошибаешься!

— Дина, прекрати, — попытался урезонить хамоватого енота политический обозреватель Игорь Миронов.

— Зато у моего парня денег хватит, — жизнерадостно оповестила я внимательных слушателей, — вчера он купил мне кольцо и серьги с россыпью драгоценных камней – представляешь, Диночка, он считает, что только одно кольцо с изумрудом – это очень мало для такой красивой девушки, как я. Необходимо упрочить мой драгоценный запас бриллиантами и рубинами… Как ты думаешь, он прав?

Оторвав скукоженное личико от зеркальца, Дина подчеркнуто холодно взглянула на меня.

И, после мхатовской многозначительной паузы, снизошла до ответа:

— Печатникова, ты так нелепо врешь, что это уже не смешно! Мне тебя даже жалко. Ну имей же мужество, сознайся: мол, ляпнула сдуру, с кем не бывает! Я пойму. Мы все поймем, — обвела она взглядом коллектив, с интересом следящий за ходом пьесы. – А так ты сама себя загоняешь в ловушку и выглядишь просто глупо.

Спрятав зеркало в сумочку, она с достоинством уткнулась в статью.

Но занавес опускать было еще рано, и я опять вступила с репликой:

— Не пойму, о чем ты? – и уставила на Мигунову наивнейшие глаза.

Всем видом показав, что своей никчемной болтовней я отрываю ее от очень важного дела, она соизволила снова повернуть ко мне надменную мордочку енота.

— Ты, я смотрю, не унимаешься. Тебе что, самой приятно представать перед всеми в таком невыгодном свете?

— Да в каком?! Объясни же, наконец! – вновь прикинулась я овцой.

Дина отложила статью с таким тяжелым вздохом, будто надорвала спину, выкапывая картошку из мерзлой земли.

— Значит, молодой человек подарил комплект из золота и бриллиантов? – спросила она участливо, словно разговаривала с душевнобольной.

— Динка, ну правда, чего ты привязалась? – бросился на мою защиту Вереницын, — может, и правда, подарил. Что, разве Марта недостойна бриллиантов?

Однако по его тону чувствовалось, что он тоже не верит в столь щедрые подарки от мифического молодого человека.

Дина проигнорировала нежелательное мнение и продолжила прокурорский допрос.

— А почему же он ни разу не заехал за тобой после работы? Он что, такой стеснительный?

— Он, наверно, очень занят. Деньги на бриллианты зарабатывает в поте лица, — подала голос раскрашенная красавица Ирина Александрова и тихонько прыснула.

Дина снисходительно улыбнулась. И задала следующий вопрос:

— Ну, и как же он выглядит, этот принц?

— Так, как и должен выглядеть принц. Высокий, красивый, синеглазый блондин.

В эту секунду у меня перед глазами явственно предстал прототип этого образа.

Мигунова усмехнулась и смерила меня пренебрежительным взглядом.

— Да, Печатникова, я была о тебе лучшего мнения!

Александрова уже откровенно покатывалась со смеху.

— В каком смысле? – старательно кося под дурочку, простодушно спросила я.

Боже, что с ней будет, когда я выложу драгоценности! Я даже испугалась за Мигунову. Ее же унесут вперед ногами!

— Ты же журналист, Марта! – возвестила Дина громогласно, — и вроде небездарный…

— Спасибо за лестную оценку моих скромных способностей.

— …поэтому я не ожидала от тебя таких штампов. Надо же: высокий синеглазый блондин! Это же просто БАНАЛЬНО! – назидательно завершила она свое выступление, полагая, очевидно, что развенчала меня в пух и прах.

Глеб Вереницын укоризненно посмотрел на меня – дескать, я сделал все, что мог, но ты усугубила ситуацию, и помочь тебе я уже не в силах.

— Ну, а что же мне следовало сказать? – робко подала я голос, — что мой принц – плешивый, пучеглазый мужичонка с короткими ножками и веточкой петрушки, обмотавшейся вокруг переднего зуба?

Тут уже вся редакция полегла в приступе хохота, потому что я практически описала Дининого мужа, за исключением разве что петрушки.

Этот штрих я добавила в образ мужчины ее мечты от себя лично.

Дина залилась краской и замолчала. Но тут же бразды правления взяла Ирина Александрова, крашеная брюнетка с огромным декольте, ведущая рубрики «Эликсир молодости».

— Я и не знала, что ты такой популярный! – потрясенно сказала я Дуганову, бродя с ним по бесчисленным коридорам галереи, — и такой талантливый!

Его персональная выставка занимала весь этаж. Перед картинами толпилась уйма народу.

И сами картины… Необычные сюжеты, интересные решения, утонченная, совершенная красота – я была просто ошеломлена увиденным.

К нам подошел высокий юноша в униформе с подносом, на котором стояли фужеры с шампанским. Мы взяли по фужеру.

— А ты, наверно, думала, я оформляю афиши в старом Доме культуры на выезде из города? – иронически усмехнулся он.

Честно говоря, что-то вроде того.

— Нет, что ты, конечно, я так не думала, но…

Из середины зала к нам пробирался человек в джинсах и свободной рубахе яркой расцветки, с серьгой в ухе и волосами, небрежно собранными в хвостик.

Не надо было быть ясновидящей, чтобы угадать в нем коллегу-художника.

— Поздравляю! – радостно пожал он руку моему спутнику, приблизившись к нам. — Выставка просто блеск! «Вечерний Париж» — чистый Мане! А куда потом ее повезешь?

— Сначала в Цюрих…

Я поперхнулась шампанским.

— … потом в Копенгаген, а в марте – в Вену.

Я повернула голову и уставилась на Дуганова, будто увидела его впервые. Беседуя, он иногда лукаво поглядывал на меня. Я, склонив набок голову, любовалась моим художником. Он все равно был красивее всех своих картин.

— Оказывается, ты выставляешься за границей? – спросила я, когда мы, осмотрев работы, вышли на улицу.

— Я учился у хороших мастеров, и, по-моему, небезуспешно. Как ты считаешь – достоин я заграничных выставок? – он улыбнулся. — Нет, правда, Марта, тебе понравилось? Для меня это очень важно!

Когда он произнес мое имя, сердце залило теплой волной.

— Если честно, я просто… просто поражена!

Его лицо осветила уже знакомая задорная и счастливая улыбка.

— Тогда, если ты не против, давай отметим твое посещение моей выставки в ресторане. Тебе где нравится?

Я растерянно пожала плечами.

— У меня весьма скромный опыт по части ресторанов.

— Тогда пойдем в «Широкий двор». Он здесь неподалеку.

В «Широком дворе» оказалось очень уютно. Приглушенный свет, приятная музыка… Мы выбрали столик у окна и заказали два салата, креветки, по бокалу легкого белого вина, сыр и десерт.

Саша сидел напротив, что-то с упоением рассказывал о живописи, а я слушала и смотрела на него, и вдруг с удивлением обнаружила, что он не так уж и безупречно красив. Нос у него был немножко картошкой, и один зуб слегка выходил из ровного строя.

Но от этого он стал выглядеть еще милее – а то прямо какой-то идеал!

— Устала?.. – заботливо спросил Дуганов после ужина.

— Немного.

— Давай я вызову такси и отвезу тебя домой.

Я невесело усмехнулась. До моего дома такси не везут.

— Не нужно, я поеду на трамвае.

— Марта! – он взял меня за плечи и посмотрел в глаза, — у меня сегодня такой счастливый день! Я пригласил на свидание девушку… которая мне очень нравится.

Он помолчал.

Я опустила очи долу.

— И я не хочу, чтобы она ехала на трамвае! Я немедленно вызову такси!

Меня подмывало рассказать ему о месте, где я живу, но к языку словно подвесили пудовые гири.

— На трамвае романтичнее, — произнесла я наконец, — правда.

— Ну, хорошо, — нехотя согласился Саша, — на трамвае так на трамвае.

Мы, не торопясь, побрели к остановке.

Я бегло взглянула на часы – около девяти. Мы присоединились к кучке ожидающих транспорт граждан. Прошло минут двадцать, один за другим подошли несколько автобусов и отправились, посадив замерзших пассажиров. А пятнадцатого трамвая все не было.

Наконец, когда я уже начала притопывать ногами от холода, из-за угла вырулил его знакомый силуэт. Я уже научилась узнавать его издали – он выглядел иначе, чем другие трамваи – чуть длиннее и всегда синего цвета.

— Слава Богу, — с долей раздражения воскликнула я, — дождались!

— Чего дождались? – не понял мой спутник.

Трамвай меж тем приближался, и уже отчетливо виден был его номер – 15.

— Как – чего? – с недоумением отозвалась я. — Трамвая, чего же еще!

Саша, сдвинув брови, всмотрелся вдаль.

— Где?.. – удивленно вопросил он.

Хотя трамвай был уже совсем рядом.

— Да вот же!..

Я схватила его за руку, и в этот момент он, наконец, его увидел.

— Боже мой! Откуда он взялся? Будто из-под земли!.. – изумился Дуганов.

Я невольно оглянулась по сторонам. В голове оформлялась какая-то неясная мысль.

Не дав на ней сосредоточиться, Дуганов утянул меня в салон, и трамвай тронулся.

В отличие от вечно переполненных трамваев других маршрутов, наш, как всегда, был почти пуст. Это, впрочем, неудивительно, учитывая уровень доходов обитателей Проспекта.

Надо, наконец, расставить все по местам.

Я лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка.

Для храбрости и стройности рассуждений я приняла рюмочку бренди из бутылки, случайно обнаруженной в углу тумбочки, где я хранила ночную рубашку.

Но бренди почти не подействовало.

Я лежала в каком-то полумертвом состоянии, и мысли в голове были словно заморожены.

И, тем не менее, они были.

Я начала с самого начала.

Через несколько дней я стану обладательницей квартиры, состоящей из семи роскошно обставленных комнат. Правда, обстановка эта старомодна и, конечно, на любителя, но она старинная и ОЧЕНЬ дорогая.

…И я никак не пойму – где же седьмая комната?..

Квартира стоит баснословных денег.

НЕМЫСЛИМЫХ.

У меня есть два пути – принять наследство или отказаться от него.

Отказаться от него еще не поздно. Достаточно взять баул, который, кстати, до сих пор не разобран и стоит в углу, и завтра с утра уехать отсюда навсегда. И забыть все, как страшный сон.

А как же квартира и имущество? Неужели я брошу свалившееся мне на голову несметное богатство? Ведь все это можно продать, и хватит на всю оставшуюся жизнь!

Да не на простую жизнь, а на весьма безбедную!

Ни за что!

Тогда остаться.

И прожить здесь те несколько дней, оставшиеся до двадцатипятилетия. Прожить, невзирая на запах ванили. На голос, который зовет меня из гостиной. На глаза отца, которые втягивают меня в прочные сети. На воздух, обступающий глухой черной стеной.

На портрет, который повелевает мною.

Продержаться несколько дней.

А потом выкинуть портрет, продать это чертово жилище и уже после этого забыть все, как страшный сон.

Этот вариант был очень привлекателен, но я никак не могла ответить на главный вопрос: а возможно ли продержаться?.. И противостоять этой необъяснимой силе, которая неизмеримо могущественнее меня?

Я пыталась отринуть страх и рассуждать трезво.

Зачем тебе это? – огоньком сверкнула короткая мысль.

И погасла, прежде чем я успела поймать ее.

Мозг лихорадочно заработал. А могу ли я призвать в союзники, скажем, Дуганова? Что там говорится в завещании? Можно ли разглашать все происходящее кому-либо до вступления в законное владение квартирой? До сих пор я никому вообще не сказала о наследстве. Кроме Саши… Но и он не знает о его условиях.

А если я отсюда сбегу? Что тогда?

Чутье подсказывало мне, что все не так просто. Что-то еще, кроме невесть откуда взявшейся жадности, совершенно мне несвойственной, удерживало меня от принятия окончательного решения.

Мне несколько раз порывался что-то сообщить Корсаков. И он же настаивал на детальном изучении завещания. Я же до сих пор так и не удосужилась прочесть его.

И, по-моему, я подписала еще что-то, но хоть убей, не помню, что.

Я нахмурилась. В последнее время завещание не попадалось мне на глаза. Надо срочно найти его, и еще спросить у Корсакова про…

Сквозь методичные рассуждения вдруг прорвалась яркая, точно вспышка, мысль и зазвенела, как крик смертельно раненной птицы:

УХОДИ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! УХОДИ! УХОДИ-И-И!!!

Этот резкий вопль, взметнувшийся в голове, словно проколол мозг острой иглой.

И в это мгновение я неожиданно прозрела. Боже мой!

Зачем я здесь, в этом огромном, жутком доме? Зачем возвращаюсь сюда каждую ночь?!.

Этот дом терзает меня, и силы мои иссякают…

Квартира… антикварные вещи… богатство… мне ничего не нужно!

Я же всегда относилась к этому равнодушно…

Почему вдруг я готова ради них жить в этой страшной квартире с призраками?

Почему же я так изменилась?..

А ты и не изменилась. Ты – та же.

Только тебя почти уже нет.

А кто же тогда вместо меня?..

И меня опять заколотило крупной дрожью.

Впервые за несколько дней я услышала собственное «я». Без посторонних примесей. И внезапно осознала, что думать тут не о чем. Мне ничего не нужно.

Я немедленно ухожу. Если не будет трамвая, я пойду пешком.

С меня вдруг, как мокрая одежда в прихожей, спало долгое наваждение. Рассеялся какой-то обволакивающий сознание морок.

Я недоуменно осмотрела комнату, словно увидела ее в первый раз.

И не узнала ее.

Что это? Где это я?!

Окинув взором помещение, я онемела.

Я сидела на полу в мрачной, совершенно пустой каморке. Углы ее покрывала зеленоватая плесень. Низкий потолок избороздили глубокие трещины – казалось, он вот-вот рухнет мне на голову. Кривой пол был кое-как покрашен полустертой краской. У стены вырисовывалось какое-то темное пятно. Вглядевшись, я увидела сиротливо стоящий баул.

Хватай его и беги, что есть силы!

Опираясь на руку, я поднялась с пола и, пошатываясь, двинулась к баулу.

Законодательство России предусматривает несколько типов распорядительных документов о судьбе вещей наследодателя. По своей юридической силе они не всегда являются равнозначными. Однако каждый из них приспособлен под конкретные обстоятельства и может быть выбран наследодателем по желанию, с определенными оговорками.

Открытое завещание еще именуют универсальным.

Термин открытости в данном случае считается относительным. Такое завещание доступно для ознакомления со стороны свидетелей, нотариуса, а также рукоприкладчиков. Другие лица не имеют право читать завещание, если такое намерение высказал наследодатель. Каждый участник процедуры заверения документа должен сохранять в тайне то, что в нем содержится. Иначе с них могут взыскать денежное возмещение за нанесенный моральный ущерб.

В качестве гарантии правовой значимости открытой формы выступает ст.62 Гражданского кодекса. Это положение можно оспаривать лишь в исключительных случаях. Благодаря такому документу, оформляемому у нотариуса, возможно завещать собственность каждого вида (за исключением тех, что запрещены законодательством).

Когда завещание оформляется у нотариуса, документ составляется от руки или с применением технических средств (осуществляется набор на компьютере и распечатка) лично завещателем или с его слов. Потом бланк завещания удостоверяется нотариусом. В случае необходимости на документе ставятся подписи свидетелей. Завещание составляется в 2-х экземплярах. Один из них передается завещателю, а второй — нотариусу.

Тайна завещательного акта раскрывается только после смерти наследодателя.

После смерти наследодателя наследнику необходимо представить свидетельство о его смерти. Вскрытие конверта распоряжения умершего осуществляется нотариусом при свидетелях. После того как конверт открыт, нотариус зачитывает содержимое завещательного документа. Потом происходит составление протокола о вскрытии конверта – каждый участник этой процедуры ставит свою подпись. В итоге наследнику выдается дубликат протокола, который удостоверяется нотариусом.

В статье 1129 Гражданского кодекса определена процедура, в соответствии с которой распоряжения завещателя излагаются в чрезвычайных обстоятельствах.

Написать завещание от руки можно только в экстренных ситуациях, когда жизнь завещателя находится под угрозой. Процедура предполагает, что своя воля передается в обычной письменной форме. Но при этом должны присутствовать два свидетеля, которые подпишут бумагу вместе с наследодателем. Подобный документ будет наделен неполной правовой силой, и получить по нему наследство можно будет лишь с помощью судебного решения.

Ситуации, при которых можно писать завещание от руки:

  • катастрофы природного и техногенного характера;
  • эпидемии;
  • личные ситуации (серьезная болезнь).

При некоторых обстоятельствах заверить документ может не только нотариус. В том случае, когда завещатель находится в больнице, это может сделать главный врач, а при прохождении службы — главнокомандующий. В ситуации, когда нет такого человека, заверить документ могут 2 свидетеля. Имена свидетелей вносятся в текст завещания.

Важно! Завещание становится недействительным после того, как ситуация нормализуется.

Акт последней воли наследодателя составляется в двух экземплярах, один из которых остается у нотариуса, а другой — у завещателя. Нотариус хранит документ в течение 75 лет и, в случае сложения своих полномочий ранее, передает завещание другому нотариусу. Только по истечении установленного срока бумага направляется в государственный архив.

Экземпляр, выданный наследодателю, может находиться где угодно, но чаще всего — среди его личных вещей, возможно, вместе с другими документами. Он также может быть передан другому лицу, например, исполнителю завещания, который после смерти наследодателя занимается выполнением его поручений относительно распределения имущества.

В соответствии со статьями 1127 и 1129 ГК РФ, удостоверять завещание имеет право не только нотариус. В нестандартных ситуациях это полномочие обретают следующие лица:

  • главврач медучреждения (его заместитель или дежурный врач);
  • капитан судна, плавающего под флагом Российской Федерации;
  • директор дома для престарелых (главный врач);
  • начальник экспедиции, антарктической станции или полевой базы;
  • командир воинской части (при отсутствии нотариуса в месте ее дислокации);
  • начальник тюрьмы;
  • случайные свидетели (при чрезвычайных ситуациях).

А значит и храниться документ может у них, хотя вероятность этого невелика: п. 3 ст. 1147 ГК РФ устанавливает, что лицо, заверившее завещание, обязано направить бумагу нотариусу по месту жительства покойного при первой возможности.

Большая концентрация городских нотариальных контор приводит в растерянность, к кому же обратиться для поисков завещания? В первую очередь следует посетить нотариуса по месту последней регистрации наследодателя.

В соответствии со ст. 13 Основ законодательства РФ о нотариате за каждым специалистом закреплен нотариальный округ. В городах, имеющих деление на районы или иные административные единицы, вся территория населенного пункта считается нотариальным округом.

Если округ обслуживается несколькими нотариусами, обращающимся необходимо выяснить, к кому из них относился умерший в соответствии с первой буквой его фамилии. Распределение по фамилии — частая практика на территориях с несколькими действующими нотариусами.

При нахождении имущества умершего в нескольких местах стоит обратиться по месту расположения наиболее стоящей его части.

Если нужно найти служащего, у которого находится завещание, следует обратиться к любому нотариусу населенного пункта, где ранее проживал умерший. Узнав первую букву фамилии наследника, он подскажет к кому подойти. Аналогичную информацию вправе предоставить Нотариальная палата по письменному запросу заинтересованного лица.

При себе необходимо иметь следующие документы:

  • Удостоверение личности. Для граждан России — это паспорт. Если наследник — представитель другой страны, следует предоставить паспорт государства, в котором он проживает или иной документ, признанный международным соглашением. Наследники без гражданства подают вид на жительство или разрешение на проживание в стране.
  • Свидетельство о смерти наследодателя.
  • Документы, свидетельствующие о праве претендовать на имущество умершего (свидетельство о браке, рождении, справка о нетрудоспособности, о совместном проживании).

Узнать, оставил ли умерший завещание, можно только отправившись на его поиски. Их стоит начать с места жительства наследодателя: сначала обследовать хранилище документов, а затем и остальные личные вещи. Если это не дало результата, следует расспросить родственников и знакомых — есть вероятность, что они знали о планах покойного.

Отсутствие завещания на этом этапе поисков не означает, что оно не было составлено. Возможно, документ был утерян или даже похищен злоумышленниками. Тогда следующим шагом станет обращение к нотариусу. Но даже, если акт волеизъявления не был обнаружен и здесь, потенциальный наследник может написать заявление о его розыске.

С 1.07.2014 г. на базе единой информационной системы нотариата существует реестр завещаний, в котором содержатся сведения обо всех действительных актах.

На основании заявления, свидетельства о смерти наследодателя и документа, подтверждающего родство с умершим (если такое имеется), потенциальный правопреемник может получить информацию, было ли вообще зарегистрировано завещание и у какого нотариуса оно хранится.

Для заявителя, рассчитывающего на наследство по завещанию, доступ к свидетельству о смерти покойного может быть закрыт наследниками по закону.

В таком случае ему необходимо обратиться за дубликатом свидетельства в ЗАГС.

Но при отсутствии родственных связей с наследодателем получить копию документа он может только через запрос, направленный в орган нотариусом, адвокатом, представителями органов правосудия.

Как правило, такой вопрос интересует наследников не из числа родственников.

Согласно ст. 61 Основ законодательства РФ нотариате нотариус обязан оповестить наследников об открытии наследственного дела, но только в том случае, если место проживания правопреемников ему известно. Дополнительные мероприятия по розыску заключаются в размещении объявления о смерти завещателя в средствах массовой информации.

Умышленное сокрытие информации возможно, но при подозрении на нечестность нотариуса можно обратиться в нотариальную палату и составить жалобу. По результатам проверки нотариус может быть лишен лицензии.

Если нотариус отказывается принимать заявление о праве на наследство по причине отсутствия у обращающегося завещания или свидетельства о смерти, необходимо обратиться в почтовое отделение и направить документ почтой.

Так нотариус будет обязан составить отказ от совершения нотариального действия. Заявителю необходимо сохранить документ, подтверждающий отправку письма в определенную дату. На нем должна стоять подпись сотрудника почты и печать соответствующего почтового отделения.

Корешок предоставляется в суд как доказательство намерения вступить в наследство.

Наследство по закону: разбираемся, как правильно составлять завещание

Известный комик пошутил даже в своем завещании. Вы наверняка слышали о премии в миллион долларов, которая ждет мужчину, способного забеременеть и родить. Так вот, это Чаплина рук дело. Стоит ли говорить, что пока эта премия ждет своего часа.

Еще один миллион великий “немой” (к слову, страстный курильщик) завещал тому, кто сможет выпустить из трубки шесть колец дыма, а седьмое пропустить через эти кольца. За 42 года, что прошло со смерти Чарли, тысячи людей попытались проделать этот трюк, но безуспешно. Слабо попробовать?

Красавица с фиалковыми глазами, неподражаемая Клеопатра всех времен и народов всегда опаздывала. Будь то романтическое свидание, деловая встреча или съемка фильма — она появлялась на пороге ровно через 15 минут после назначенного времени. Неудивительно, что свою фишку она решила использовать и на последнем мероприятии со своим участием — на собственных похоронах.

В завещании Тейлор указала, чтобы ее гроб доставили на церемонию прощания с опозданием ровно на 15 минут. Так и было сделано.

Однако не стоит думать, что актриса была глуповатой пустышкой и написала в завещании только это. Куда более важная последняя воля Элизабет — продать ее богатую коллекцию украшений и перечислить вырученные деньги в фонд по борьбе со СПИДом. Этот фонд, кстати, она сама и основала. Так-то!

Имя Фредерика Бауэра по идее должно быть известно всем любителям чипсов, особенно Pringles. Именно он в конце пятидесятых годов разработал знаменитую банку в виде тубуса, в которой чипсы не крошились и не ломались. Бауэр очень гордился своим изобретением — и было за что! Дизайнеру пришлось произвести серьезные научные расчеты в аэродинамике, чтобы определить, какого оптимального размера должны быть чипсы и сам тубус.

Американская домохозяйка Фредерика Кук основательно подготовилась к выражению последней воли. У женщины не было бриллиантов и вилл, зато имелись многочисленные друзья и недруги. Вот им-то Фредерика и посвятила свое завещание, которое писала целых двадцать лет!

Серьезно, каждый день на протяжении 20 лет домохозяйка садилась за стол и начинала строчить. Родственники думали, что она сочиняет роман — и были, в общем-то, недалеки от истины. Завещание Фредерики состоит из 95 940 слов — это 19 авторских листов, или примерно 209 страниц А4, набранных стандартным шрифтом.

В своем завещании она обратилась к каждому человеку, которого знала, и посвятила им по нескольку строк. Кому-то достались добрые слова, кому-то — не очень. Если бы сейчас это произведение опубликовали, получился бы отличный бытовой роман из американской жизни прошлого столетия!


Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *